избежать большого зла, скрытого в его прошлом.
– Бегство, сынок, может оказаться неверным выбором, – говорит мистер Паук. – Все было бы прекрасно и внушало надежду, если бы жизнь сводилась к противостоянию Добра и Зла, Порядка и Хаоса, Света и Тьмы. Но реальность – это не детская сказка с хорошим концом. Если бы Путь был легок, в чем же заслуга того, кто по нему пошел? Учение Дайцы говорит, что Путь не проходит через бегство и даже через поражение. Ответ на злые действия – не отказ от действий, а правильные действия.
– Я боялся, что вы это скажете.
– Я тоже, – улыбнулся мистер Паук.
– Христиане говорят, что вся духовная жизнь сводится к тому, что один нищий показывает другому нищему, где найти хлеб, – говорю я. Мистер Паук кивает.
– Дайцы в этом месте написал стихотворение, – говорит он и добавляет, что не обладает даром чтеца, однако слова и сами по себе звучат очень убедильно.
Мурото:
– Будды Медицинской Беспощадности? – спросил я.
– Или Будды Цыплячьих Решений? – улыбается он. – Я двадцать шесть раз поднимался на Спейс Маунт, сынок, но в другой инкарнации. – Шесть ног аккуратно уносят его по скалистой тропе к темной геометрической громаде храма. – Спокойной ночи, малыш, – оборачивается он.
Я стою еще минуту наедине с волнами и ветром, а затем следую за ним.
– Мас! – Мне не хочется будить его от такого чистого и спокойного сна, но если я помедлю, моя решимость может растаять. За спиной у меня высоко стоит луна. Серебряный свет окрасил обои. Я чувствую себя персонажем из стихотворения. – Мас!
– Этан?
– Излечение. Смех. Слезы. Экстаз. Страх. Боль. И забвение. Вчера в Черепашьей бухте я не сказал про забвение. Я боялся.
– Боялся чего?
– Того, что ты можешь меня попросить.
– Заставить меня забыть…
Субтропическую бабочку обмануло изображение луны на сёдзи.
– Забвение будет полным, как будто она никогда не существовала. Ты хочешь, чтобы она навсегда ушла из твоей жизни?
– Этан, она и так ушла из моей жизни навсегда. Я не хочу забывать. Я просто хочу, чтобы не было так. больно. Ты можешь так сделать?
– Нет такого фрактора, чтобы забрал боль, но оставил память. У меня есть такой, который может заставить тебя снова это пережить, как будто ты сейчас лично там присутствуешь. Что ты станешь делать с возможностью снова все пережить, это уж твое дело.
– Этан… – Он стискивает мою руку. Его пальцы очень изящны, артистичны.
– Я буду следовать за тобой сколько смогу. У меня есть фрактор, который следит, чтобы события не выходили из-под твоего контроля.
– Этан, я не могу продолжать так жить.
– Тогда закрывай глаза, – командую я. – Не смотри на меня, пока я тебе не скажу.
Батарейки в ящике с демонами почти разрядились. Пара капель сиропа возвращает их к жизни. Нужные мне фракторы относятся к низшему порядку. Малые демоны, я так свыкся с ними, что, наверное, стал к ним невосприимчив. Ля Серениссима и Мнеме. На сосновом столике лежит лакированный веер. Я раскрываю его, снимаю защитные полоски с липучек на фракторах и помещаю Ля Серениссима на картинку с дерущимися сороками в ветвях горной сосны. Мнеме – в центр, где группа улыбающихся пилигримов спускается по извилистой тропинке с горы и поднимается на следующую. Я становлюсь на колени перед Масахико. Развернутый веер лежит передо мной. Ля Серениссима сверху.
– Теперь смотри!
Он медленно, тихо вздыхает.
– Что это?
– Маркус назвал его Ля Серениссима, – отвечаю я. – Аватара мира, спокойствия, безмятежности и тишины. Он стимулирует мозг, и тот производит эндорфины, природные опиаты.
Мас медленно кивает. Его зрачки так сильно расширены, что мне кажется, я в каждом вижу отражение полной луны.
Я переворачиваю веер у себя на коленях.
– Мас, – говорю я. – Вспомни вечер, когда она умерла.
Тени мечутся по его лицу, тени изнутри. Бабочка зашуршала на бумажной стене, я оглянулся, а когда опять взглянул на Маса, все следы фрактора безмятежности уже стерты. Только ужас, беспомощность, гнев. Фрактор памяти ведет его, и он снова стоит на той аллее, уличные фонари отражаются в полированных крыльях Дайхацу 4x4.
– Скажи мне, Мас.
– Я стою и кричу! Я ничего не могу сделать, только кричать. Но что толку кричать? Почему я ничего не делаю? Почему ты сидишь там с таким дурацким, дурацким, дурацким выражением лица?
