мы пешком отправились в Бобруйск, на родину. Именно туда мы направлялись первоначально. Мама, окончившая накануне войны полковые курсы медсестер, объявила нам 22 июня, что отвезет нас в Бобруйск, к родственникам, а сама вернется на фронт. Тогда ей оставалось жить меньше 2 суток, а у нас с сестрой впереди были три года долгих скитаний по оккупированной Белоруссии, жизнь на грани смерти…»[491].
Многие эпизоды боев, которые вели летом 41-го года окруженные войска Западного фронта, скорее всего, утеряны навсегда. Их участников и просто свидетелей безжалостно выкосили война и неумолимый Хронос. Воины, вышедшие из окружения, гибли в боях, имевшие несчастье попасть в плен умирали в адовых кругах концлагерей. Многим посчастливилось уцелеть, но никому в голову не пришло, да никто бы тогда и не позволил, записать «по горячим следам» их воспоминания об июне 1941 г. Те свидетельства, что собрали в 70-80-е годы историки-«любители» (историки-«профессионалы» не сочли нужным «опускаться» до сбора фактов среди непосредственных участников событий), часто дают пищу для раздумий, но не могут полностью прояснить те или иные события. Вот, например, Л. М. Атрохов пишет: «В марте месяце этого года я обращался к Вам… вы мне давали адреса служивших в крепости Осовец Белостокской области. И вот Сорокин Николай Иванович на фотографии узнал моего брата лейтенанта Атрохова Евгения Малаховича, командира стрелкового взвода, с которым вместе принял бой 29 июня 1941 года около М. Берестовицы Гродненской области. На автомашине с пулеметом на кабине они пробивались к своим, в одной деревне наскочили на часть немцев и с боем проскочили деревню, но после того, как выехали на чистое место, их расстреляли немцы. Из 12 человек осталось двое: Сорокин и еще один. А мой брат, а также ком. полка, ком. батальона, интендант дивизии и солдаты погибли. Я связался с Берестовицей, мне ответили, что инцидент такой был, и попросили описать, как я узнал и есть ли очевидцы». Описанная трагедия каким-то образом связана со 2-й стрелковой дивизией, части которой действительно стояли в районе крепости Осовец и в ней самой, но как ее расшифровать, пока не представляю.
Е. С. Лешенко, младший сержант из 407-го стрелкового полка 108-й СД 44-го корпуса, вспоминал: «Вечером 1 июля наш 407-й полк пополнился: пришли 3 полковника и 4 подполковника (по-видимому, из разбитых или потерянных полков) и с нашим командованием возглавили марш-рейд прорыва из окружения». Вот хорошо было бы узнать, откуда в полк пришли сразу семь старших офицеров.
Я уже писал о судьбе начальника штаба 85-й стрелковой дивизии 3-й армии Д. И. Удальцова. По документам ЦАМО он числится пропавшим без вести. Из свидетельств очевидцев явствует, что днем 22 июня полковник Удальцов, узнав по радио о начале войны, попрощался с семьей, посадил в свою служебную «эмку» нескольких командиров, так же, как он сам, оказавшихся вдали от своей дивизии, и уехал в Гродно. Одним из тех, кто уехал с Д. И. Удальцовым, был редактор дивизионной газеты «Воин» старший политрук Т. П. Рудаков. Его семья сумела покинуть Белоруссию и поселилась в Коврове. Ничего о судьбе своего мужа и отца известно не было. Осенью того же 41-го года Рудаков неожиданно появился в Коврове. Он заскочил буквально на час, но застал дома только детей (жена была на работе). Оставив супруге записку, бывший редактор «дивизионки» убыл на фронт, где через несколько дней погиб. Что же было в этой записке? Помимо того что пишет в таких случаях мужчина своим близким, Рудаков просил найти Удальцовых и передать его жене Марии Федоровне, чтобы прочла в одном из летних номеров «Известий» его заметку «16 дней в тылу врага». После войны вдова Рудакова нашла семью полковника и передала ей фото Д. И. Удальцова вместе с содержанием записки. Газету нашли и прочли заметку. Там Рудаков рассказывал (естественно, без указания фамилий и воинских званий), как полковник Удальцов собирал разрозненные группы отступающих красноармейцев и формировал из них боеспособный отряд для прорыва из окружения. Следовательно, старший политрук был с Удальцовым до конца и мог рассказать о его дальнейшей судьбе. С его гибелью (а Рудаков не успел отправить с фронта ни одного письма) оборвалась последняя ниточка, которая таила в себе надежду на то, что удастся узнать, где и при каких обстоятельствах погиб Дмитрий Иванович Удальцов.
И вот еще одно письмо. Если бы не был верующим… «Мой отец Зенкевич Адольф Казимирович родился в г. Ленинграде в 1901 году, в 1919-м вступил в Красную Армию. В 1938 году в звании капитана был уволен из армии как политически неблагонадежный поляк, хотя и был членом ВКП(б) с 1922 года. В апреле 1941 г. его восстановили в армии после многих писем Калинину и Ворошилову, которых, по преданию, лично знал мой дед Зенкевич Казимир Викентьевич — рабочий Путиловского (завода). В это же время его направили командиром отдельного зенитного артиллерийского дивизиона (МЗА) № 94 или 93 под Белостоком. Я думаю, что это могла быть 10-я армия… Последнее письмо мы получили от него 22 июня 1941 г. 15 июня он писал: нахожусь в нескольких километрах от Белостока, получаем новую технику. Писал, что подали документы НКО на присвоение звания майора, что в Сокулках на базаре дешевая свинина и яйца и что он ждет нас с матерью и еще братом Иосифом, который умер от голода в Ленинграде 1 марта 1942 г. На этом все. Есть документ, что пропал без вести. Искал, писал… Лет 10 тому назад у нас пошла мода говорить с душами умерших. Мы с дочкой вызвали отца. Он „сказал“: „Меня расстреляли немцы 28 июня 1941 года под Минском“. Белосток — Минск, конечно, это несерьезно»[492] . Скептики, не верящие в существование души у человека и в ее бессмертие, недоуменно пожмут плечами. А. Исаев посетовал: «Как же можно в книгу о войне помешать такое письмо». Е. Дриг был еще категоричнее: «злостный оффтопик». Можно, в такую очень даже можно. В состав Белостокской бригады ПВО действительно входил 94-й дивизион МЗА (малой зенитной артиллерии). 479-й зенитный полк этой бригады был уничтожен 24 июня под Слонимом, а один из его дивизионов — между Барановичами и Столбцами. 94-й также мог быть на сборах в Крупках и успеть добраться лишь до Минска. Под Минском (в месте с названием Дрозды на западной окраине города) действительно есть небольшая братская могила, в которой похоронили группу советских офицеров, 16–18 человек, РАССТРЕЛЯННЫХ нацистами 28 ИЮНЯ 1941 ГОДА. Церковь признает возможность общения с душами умерших, но категорически запрещает верующим заниматься оккультизмом. Но тут, я почти уверен, сын комдива получил ответ на свой вопрос. Но не поверил. «По участку армии непрерывным потоком идут люди и даже части…» И одной из капель в этом потоке был сорокалетний капитан Красной Армии, бывший политзаключенный, поляк А. К. Зенкевич.
О том, КАК сражались, прорываясь на восток, окруженные войска Западного фронта, написано крайне мало. Часто это общие фразы о «героическом сопротивлении» в монографиях и фундаментальных работах, значительно реже — мемуары участников событий с конкретными фактами и фамилиями. Изданные воспоминания воинов-«окруженцев» все уместятся, пожалуй, в одной небольшой стопке, все, что было издано после 1991 г., также малоинформативно.
После совещания на восточном берегу Щары генералы Болдин и Никитин решили отходить на восток разными маршрутами… И. С. Никитин повел на восток своих конников, Болдин пошел, взяв с собой всего несколько офицеров. В лесах западнее Минска он встретил многочисленную группу войск во главе с командиром 8-й противотанковой бригады полковником И. С. Стрельбицким. Здесь были остатки частей как армий прикрытия, так и окружных резервов. В частности, в район д. Великое (20 км западнее Минска) вышли остатки 59-го полка 85-й СД 3-й армии, до ста штыков, во главе с и.о. командира капитаном Б. М. Цикунковым. Собрав из окруженцев весьма внушительные силы и разбив их на батальоны, отважный комбриг предпринял 1 июля отчаянную попытку пробиться на восток через захваченную врагом столицу Белоруссии. Войска даже захватили несколько улиц на окраине города, но из-за отсутствия противотанковых средств были вынуждены отступить. Именно в этот момент, когда группа Стрельбицкого снова отошла в леса и приводила себя в порядок, появился И. В. Болдин с адъютантом и несколькими офицерами. Он и возглавил отряд, который позже получил название «лесная дивизия Болдина», но имя его истинного создателя (полковника-артиллериста) при этом обычно не упоминалось. Кроме самого И. С. Стрельбицкого, в его группе было много старших офицеров, в том числе командир 27-й дивизии А. М. Степанов и начштаба дивизии подполковник Яблоков. Также к Стрельбицкому примкнула группа 21-го стрелкового корпуса в составе управления корпуса и отряда 37-й дивизии вместе с комдивом и начальником штаба. Если верить И. В. Болдину, генералы В. Б. Борисов и А. М. Степанов были настроены подавленно, и ему пришлось приводить их в чувство. Кто не читал ничего, кроме мемуаров самого Болдина, может даже восхититься: ах какой вы, Иван Васильевич Болдин, мужественный и собранный. А почему же вы из-под Гродно никого не вывели и где ваш танк? Почему с кавалеристами генерала Никитина или мотострелками из 204-й дивизии не пошли?
Е. С. Крицин рассказывал К. М. Симонову: «Северо-западнее Минска собрались части, с дивизию. Разведка донесла, что близко штаб мотоциклетного полка. Уничтожили штаб. В штабе взяли документы и
