огромной страной. Что все здесь принадлежит людям. И тогда другие народы поднимутся на борьбу против джиннов, и мировой пожар разгорится и поглотит всех врагов человечества в своем жарком пламени.
– Ты – наша царица, Медея! – крикнул кто-то в толпе, люди подхватили этот крик, и он разнесся гулким эхом.
– Я буду с вами! Я поведу вас! Человек будет свободен. Он будет познавать тайны мироздания!
Будет решать судьбы своего мира!
– Ура-а-а! – снова закричал Митрохин и затряс над головой мечом, вглядываясь в небеса.
Где-то там скрывался грозный покровитель расы джиннов, их Черное божество, создатель Балансовой службы. Ему, и только ему был адресован этот крик. Против него восстал человек и победил его.
Вечером люди праздновали большую победу.
В самом сердце лагеря пылали жаровни, на которых жарилось угощение для пиршественного стола.
Ароматный дым, пробуждая аппетит и желание жить, расползался вокруг. Со всей страны свозили Дары для освободителей человечества – кувшины, полные вина, фрукты, мясо, разнообразные сыры и разносолы. Виночерпии разливали вино по кубкам и чашам.
И хотя сегодняшний день сделал людей свободными, праздник получился невеселым. Слишком многие остались на поле боя. Почти каждая семья оплакивала потерю близких. Женщины сидели, опустив головы, возле пустых шатров. Дети, глядя в скорбные лица матерей, плакали. Те, что постарше, обнимали их, старались утешить.
Митрохин прошел по лагерю, наблюдая, как торжество медленно, но верно обращается скорбью, на душе у него стало тяжко, и он решил выступить с речью, чтобы хоть немного поправить положение. Иван Васильевич забрался на возвышение и поднял руку, призывая победителей к тишине. Люди собирались вокруг него, подходили ближе, чтобы ловить каждое слово того, кто привел их к победе.
Вскоре Митрохин заговорил. Он и сам удивился тому, что его речь стала такой точной, лишенной всякой чуждой идеологии, словно язык Хазгаарда стал для него родным или просто кто-то могущественный вложил в его уста нужные слова. Он призывал живых вечно помнить тех, кто пал за свободу. Но в этот светлый день не предаваться грусти.
Ведь сегодня они одержали самую главную победу.
Об этой победе будут слагать легенды, о ней будут помнить их дети и дети их детей.
Он намеренно не употребил слово «потомки», потому что совсем не был уверен, что в далеком и счастливом будущем кто-нибудь вспомнит об этой давней кровавой истории. А также о тех, кто отдал свои жизни за то, чтобы человеческая раса господствовала на земле. Но это совсем даже неважно.
Важно то, что они совершили это.
«Время бессердечно, – думал Митрохин, – оно обращает минувшее в пыль». Эта мысль тоже пришла к нему откуда-то из иной реальности, следом за нужными словами. Он ощутил, что разум его стал иным, и подивился, как много теперь знает о мире, как тонко чувствует его удивительную многомерную природу.
Он продолжал говорить, находя все новые точные слова для того, чтобы поддержать людей. А когда замолчал, то почувствовал, что наконец ушло и из его души чувство ненависти, оставив за собой одну только минорную ноту – грусть.
Речь возымела действие. Вскоре зазвучал искренний смех, громкие голоса людей. Конечно, были среди людей и такие, кто после его слов замкнулся еще больше, кое-кто даже говорил – мол, конечно, ему-то нечего терять, но большинство поддались призыву не предаваться скорби и праздновать победу.
Сжимая в руке кубок – ему поднесли вино, едва он спустился с возвышения, – Митрохин брел по лагерю и вглядывался в лица людей.
Его снова охватило желание вернуться в будущее.
«Совсем как в глупом голливудском фильме, – подумал Иван Васильевич, – опять хочу назад в будущее. Только это не кино. И я останусь здесь навсегда. Если чудеса и случаются в моей жизни, то почему-то только для того, чтобы сделать ее еще невыносимее».
Он подошел к шатру богочеловека и присоединился к Медее – новопровозглашенная царица Хазгаарда занимала место на специально воздвигнутой для нее насыпи, под лиловым балдахином.
Она окинула Митрохина проникновенным взглядом:
– Все еще мечтаешь отправиться в будущее, Ваня?
– Конечно, – кивнул он и поглядел на нее.
Красота Медеи в очередной раз вызвала у него дрожь. – Как ты догадалась? – поинтересовался он уныло, размышляя отнюдь не о путешествии в будущее, а совсем о других вещах.
– Нетрудно было… Ну что ж. Сегодня праздник… – Медея вздохнула. – Пожалуй, я могу сделать для тебя один подарок.
– Очень кстати, – откликнулся Иван Васильевич и отхлебнул вина, – ты знаешь, я только что понял, что сто лет не видел подарков. С тех пор как мои пути пересеклись с Балансовой службой, вместо подарков я получал только пинки под зад.
А что за подарок? Что-нибудь в том же духе?! – Он грустно улыбнулся.
– Дело в том, что я нашла способ отправить тебя в будущее, – сообщила Медея, внимательно наблюдая за реакцией Митрохина.
– Ну да?! – вскричал он.
Колдунья кивнула.
