– Тебя мучает тоска по твоему миру, который ты покинул.
– Да, – выдавил Айван и, кашлянув еще раз, стер появившуюся в уголке глаза слезу.
– Как тебя звали в твоем мире? Ты можешь не говорить, – поспешил уточнить старик, – если считаешь, что мое знание о твоем имени может причинить тебе какой-нибудь вред.
– Да нет, я не суеверен. Митрохин я, Иван Васильевич.
– Митрохин Я Айван Василеч, – повторил верховный жрец. – У тебя длинное, сложное имя, – констатировал он.
– Нормальное. В моем мире у всех такие имена.
– Твой мир, как и наш, стоит на трех китах?
– Да, – вздохнув, ответил Митрохин. Пару раз он пытался рассказать старику, как, по мнению ученых «из его мира», устроена вселенная, но каждый раз получал столь яростный отпор, составленный сплошь из суждений религиозного толка, что оставил всякие попытки использовать научный подход в общении с этим отсталым служителем культа Белого божества. В конце концов далеко не все религиозные мыслители даже в прогрессивные эпохи были уверены, что Земля вращается вокруг Солнца. – Наш мир покоится на трех китах, – подтвердил Айван, – а над нами раскинулось темное полотнище, в котором кто-то понаделал кучу дырок.
– Ты на правильном пути, – удовлетворенно кивнул старик, – раньше ты уверял меня, что ваш мир болтается в пустоте.
– Мне так казалось… – заметил Айван Васильевич, – но потом на меня просветление… э-э-э… Рухнуло. И я понял…
– Что он покоится на трех китах… – подсказал жрец. – Что касается полотнища, то здесь твои представления о мироустройстве все еще далеки от истины.
– Ну конечно, – скривился Митрохин, ему тяжело было скрыть нашедшее на него раздражение.
Жрец нахмурился:
– Ты горяч и самонадеян, путешественник между мирами. Неужели ты полагаешь себя умнее всех?
– Все возможно.
– Не стоит понимать все, что я говорю, именно так, и только так, как тебе это слышится.
– Это еще что значит – «не понимать буквально»?
– Не разумею, что ты понимаешь под словом «буквально».
– А я не разумею, что ты имеешь в виду, когда говоришь, что не стоит все понимать так, как мне слышится.
– Ф-уф, – выдохнул жрец, – говорить с тобой не просто…
– Ладно, в том, что ты говоришь, есть рациональное зерно, – согласился Митрохин, решив проявить терпимость. И все же не сдержался и добавил:
– Правда, никак не пойму, какое…
Жрец погрозил ему загнутым в крючок указательным пальцем:
– Будь яснее рассудком. Может, ты еще не заключил для себя простую истину, что я несу тебе свет. И от тебя я жду, что ты не станешь противиться просветлению.
– Я понял, понял… – отмахнулся от него Митрохин.
– Хорошо, если ты понял, ответь мне на простой вопрос.
– Какой?
– Есть ли у тебя заветная мечта?
– Ничего себе вопросики. Попробую ответить…
В молодости, помнится, я тогда жил в общаге, у меня было целых две мечты: чтобы сосед-меломан оглох на оба уха и переехать из общаги в личную квартиру, конечно. Пусть даже в коммуналку. И то дело. Хотя, с другой стороны, если бы я переехал в личную квартиру, зачем ему глохнуть. – Айван засмеялся.
– Выходит, ты желал зла ближнему? – нахмурился жрец.
– Какой он мне ближний?! Хотя ближний, конечно. В один сортир с ним ходили несколько лет по очереди. Как не постучишься, «занято» кричит.
Я порой даже думал – живет он там, что ли? Мне его голос по ночам даже потом снился, когда я уже в личную квартиру переехал. Просыпаешься в холодном поту, а в ушах звенит: «Занято! Занято! Занято!» – Митрохин замолчал, углубившись в воспоминания…
– Не разумею твою речь, – сообщил жрец после недолгих раздумий, – но ведаю, что в твоем сердце скопилось много скорби и ненависти. И к людям ты питаешь ненависть тоже.
– Вполне возможно…
– Ты должен очиститься от этой грязи, обрести душевный покой. Только тогда ты сможешь исполнить свое предназначение.
Подобные речи старик заводил не впервые.
Бывший раб и работник финансовой сферы поежился, как от холода. От слов жреца веяло религиозной жутью, которая, учитывая опыт последнего года, вполне могла оказаться реальностью. Тем не менее он вовсе не собирался исполнять чью-то прихоть, пусть даже прихоть божества – ему бы только устроиться в этом мире и жить спокойно, не опасаясь за собственную жизнь. Пока же он – беглец от правящей миром
