Поскольку моя склонность к убийству «отъявленных мерзавцев» вскоре стала очевидной для всех без исключения граждан Центрального королевства, слухи о моих славных деяниях докатились до Бенедикта Вейньета. Отец вдруг стал мною чрезвычайно недоволен, чему я поначалу очень удивлялся, ведь многие простые граждане в Мэндоме одобряли мои действия. Впоследствии я выяснил, что, оказывается, для каждого человека существуют свои «отъявленные мерзавцы», и отвратительный тип, которого, по моему мнению, просто необходимо прикончить, оказывается для кого-то преданным слугой, полезным человеком или даже любимым братом. Моей дражайшей супруге, например, был необычайно дорог ее братец, который занимался тем, что обирал приезжих в небольшой таверне. К сожалению, я тогда еще не был знаком с Рошель и потому убил его без зазрения совести, о чем позже, узнав, кем он приходился моей возлюбленной, сожалел все то время, что шел до пансиона мадам Клико, где мне тогда приходилось квартировать. После того как с «отъявленным мерзавцем» Цвейгом Меганом произошла досадная неприятность и отцу донесли, кто отправил его на тот свет, он страшно разгневался и приказал привести меня в тронную залу.
– Дарт, – заорал он на меня, едва я переступил порог, – ты хотя бы знаешь, что натворил?! Я закрывал глаза на твои проделки, но это… это просто возмущает меня до глубины души. Да ведь…
– Знаю, – перебил я его, – отец, послушай, я уничтожил паука, который оплел своими сетями все Центральное королевство. Только подумай, кто теперь будет стоять во главе Торговой гильдии, которой владел Меган?
– В какой еще главе?! Да гильдия развалится к чертовой… – Бенедикт осекся, взгляд его некоторое время блуждал под потолком, потом король просиял. – Ты хочешь сказать, что теперь я… могу собственным повелением… сделать себя главой Торговой гильдии?
– Или хотя бы нашего казначея, – кивнул я. – В любом случае мне всегда казалось, что во главе Торговой гильдии должен стоять свой человек, который думает прежде всего о благе государства, а потом уже о своем собственном обогащении.
Отец посмотрел на меня странно, вид у него вдруг сделался торжественным.
– Ты очень далеко пойдешь, Дарт, – сказал он, – у тебя есть к этому все предпосылки. Смотри не растеряй свои таланты и сообразительность… Знаешь ли ты, например, что светлый эль сильно снижает мозговую активность?
– А я слышал, что эль, напротив, способствует умственному и физическому развитию, – заявил я.
– Кто это тебе сказал? – насторожился отец.
– Наш новый доктор, – ответил я.
– А-а, этот бездельник, – проворчал Бенедикт.
Прежнего придворного доктора я заколол, потому что он сильно донимал меня гигиеной, а с новым мы были почти что единомышленники, по крайней мере, он был охоч до азартных игр, и я регулярно вычищал его карманы, а потом ссужал его деньгами по мере надобности. Новый доктор мог подтвердить любое мое медицинское умозаключение, настолько он был мне предан. Если бы я, к примеру, объявил, что синильная кислота полезна для печени, он с важным видом кивнул бы и сообщил, что и он придерживается того же мнения.
– Не очень-то его слушай, Дарт, – сказал отец, – кажется, до него дошли слухи о том, что случилось со старым доктором, так что он к тебе относится бережнее, чем нужно.
Бенедикт захохотал и хлопнул меня по плечу. Все же отец любил меня больше других сыновей и всегда прощал мне мелкие проступки и шалости. Если бы я знал тогда, что расположение отца приведет меня к нищете и бесправию, я никогда не стал бы добиваться его любви, а, напротив, старался бы разозлить и обидеть его.
Только однажды, рассердившись на отца, я совершил против него нехороший поступок, да и то потом многократно раскаивался в содеянном. Идея, как всегда, пришла ко мне спонтанно, и я немедленно ее осуществил. Накормил перед парадом любимого королевского коня Росинанта слабительным. Торжественное шествие короля было испорчено – гордый шаг Росинанта сопровождался оглушительной канонадой, а до столпившихся на площади людей долетали зловонные ошметки фейерверка. Бедный Росинант после того злополучного парада получил обидное прозвище Пердун, а пару недель спустя Бенедикт пожаловал его герцогу Мизерилле. Багровый от ярости герцог, не нашедший в себе силы отказаться от королевского подарка, выезжал на Росинанте в городские ворота Мэндома, а в спину ему весело кричали горожане:
– Ну надо же – Пердун пердуна везет!!!
В Центральном королевстве герцога Мизериллу почему-то не жаловали. Впрочем, и в родном Гадсмите вспыльчивый нрав и невоздержанность в употреблении спиртных напитков снискали ему дурную славу…
Как я уже говорил, поединки между мною и «отъявленными мерзавцами» на некоторое время прекратились в связи с отсутствием таковых. Только не поймите меня превратно: очень многие в Мэндоме обладали множеством отвратительных греховных качеств и пристрастий, совершали подлости, относились к окружающим с презрением, проявляли жестокость и черствость. Но никто из них не заслуживал смерти, потому что не являлся в моем понимании натуральным «отъявленным мерзавцем». Все же этот почетный статус надобно заслужить. Таких людей уже не исправишь. У них на лице написано: «Я плохой, убей меня!». Да вы и сами, наверное, нередко сталкивались с подобными типами. При встрече с «отъявленным мерзавцем» у приличного человека немедленно возникает желание перейти на другую сторону дороги, чтобы, не дай бог, не столкнуться с этим ужасным человеком взглядом или чем-нибудь еще. Ведь неизвестно, чего от него ждать. Судя по виду «отъявленного мерзавца», он может запросто отвесить вам оплеуху и от всей души расхохотаться – такая черная у него душа.
Так вот, я уже был уверен, что подобных типов в Мэндоме совсем не осталось, люди с черной душой приложили все усилия к тому, чтобы исправиться, или попросту покинули город. Но вскоре выяснилось, что я ошибался. Однажды, когда я возвращался с веселой вечеринки, организованной самым запойным и веселым из моих друзей, на меня напало четверо вооруженных наемников. До сих пор я не знаю, что за «отъявленный мерзавец» их нанял. Возможно, их было даже несколько и они до поры скрывались, опасаясь моего праведного гнева, но потом, устав совершать только хорошие поступки и отчаянно тоскуя по привычному для них образу неправедной жизни, скинулись, чтобы покончить со мной.
Некоторые нападавшие были явно не из наших мест.
«Неужели специально приехали, чтобы меня убить?» – подумал я и ощутил, как сердце мое переполняет гордость.
