регулярны и яростны.
После этого откровения Василий Харитонович пришел к выводу, что крылатый юноша вовсе не так добр, как ему представлялось ранее.
– И надолго мне в чистилище? – поинтересовался он хмуро.
– Зависит от тех, кто пока жив. И насколько истово они станут молиться за твою душу, томящуюся в чистилище.
– А если они атеисты? – спросил Василий Харитонович, подумав, что жена Тоня в церковь сроду не ходила. А последнее время вообще увлеклась буддизмом.
– Коли так – долго, – ответил ангел. – Ведь день поминовения усопших не просто так людям дан. А чтобы помочь тем, кто страдает в чистилище, быстрее очиститься, и направиться затем к Господу, в небеса.
– Какая же самая страшная мука в чистилище? – поинтересовался Василий Харитонович, решив сразу узнать все самое ужасное и на этом успокоиться – не было мочи и дальше ожидать этих чудовищных терзаний, которые ему пророчили.
– В чистилище души страдают от временного лишения блаженного лицезрения бога, – поведал ангел.
После этого откровения Жмуль сразу же пришел в хорошее расположение. Ну, это я как-нибудь перенесу, решил он.
Однако по мере того, как он поднимался по тропинке к вершине холма, настроение его все больше портилось. Впереди маячила неизвестность. Неясно было, как незнакомые судьи распорядятся его судьбой. А вдруг сочтут, что груз его грехов настолько тяжек, что он и чистилище не заслужил, и обрекут на вечные адские муки?.. Тем более что и греховные мысли, кажется, идут в зачет. А от греховных мыслей не застрахован никто. У Василия Харитоновича они имелись в избытке.
На самой вершине холма располагался отделанная серым мрамором зала. Дорические колонны, расставленные в совершеннейшем беспорядке, упирались в небесный свод – то есть попросту терялись в синеве, способные посоперничать высотой с любой телебашней.
Василий Харитонович ожидал любого зрелища, но только не того, что он увидел. За широким столом черного дерева сидели двое – ангел с сияющим нимбом и ослепительно белыми крыльями и некто, кого сложно было определить точнее – злобная красная физиономия, широченные плечи под черной мантией и витые рога на голове. Рядом за небольшой кафедрой сидело странное существо в роговых очках с шишковатой башкой и стремительно водило пером по бумаге, занося данные в толстую книгу. Судьи почти не интересовались делами умерших – в основном, решения принимались мгновенно, иногда после краткого обсуждения. Присутствующие в зале бесы утаскивали осужденных налево. В случае оправдательного приговора праведника под трубный гул торжественно уводили ангелы. Те души, которым было уготовано чистилище, немедленно становились бесплотными духами. Выглядело это так, словно они в мгновение ока испарялись и, издав слабый крик, уносились куда-то вверх.
При виде всего этого безобразия, Василий Харитонович в очередной раз испытал ужас и ощутил дрожь в коленях. Очень не хотелось, чтобы злобные существа увели его с собой – осужденные кричали и плакали, предчувствуя чудовищную участь. Но и испариться, став ничем, тоже было страшно. Он подался назад, намереваясь кинуться с холма. Но ангел и бес, ощутив настроение своего подопечного, подхватили его под руки.
– Все через это проходят! – шепнул крылатый юноша успокоительно.
– Без глупостей! – рыкнул рогатый. – Или я тобой в аду лично займусь!
Подошла очередь Василия Харитоновича. Судьи глянули на него сурово.
– Запиши, – повелел красномордый, – этого грешника направить в ад!
– Слишком суровое наказание, – не согласился ангел. – Чистилище, конечно же…
Они яростно заспорили, приводя в качестве аргументов факты биографии учителя литературы. Он только диву давался – откуда им все известно. Весь сжимался, когда слышал об очередном неблаговидном поступке, и лелеял надежду, когда ангел принимался рассказывать о его благодеяниях.
«Господи! – взмолился про себя Василий Харитонович. – Прости и помилуй! Я исправлюсь! Непременно исправлюсь!»
– Черт с вами! – неожиданно буркнул краснорожий. – Забирайте в чистилище.
– В чистилище! – немедленно отозвался ангел.
– Это произвол! – выкрикнул бес, и осекся… – Простите, ваше темнейшество. – Юркнул в толпу и затерялся среди умерших и их сопроводителей.
Василий Харитонович почувствовал, как тело его становится невесомым, воспаряет над мраморным полом и тянется к небесам. Он хотел было обрадоваться новому, доселе неведомому ощущению, но в сознание словно вбили железнодорожный костыль – от яростной душевной боли преподаватель литературы едва не сошел с ума. И понял вдруг, что физические страдания ничто, в сравнении с невозможностью лицезреть бога. Он отчаянно закричал, уносясь в край очистительных мук и надежды.
Онтологическая иллюзия
Когда после длительной подготовки профессиональный киллер выходит на дело, он всегда на подъеме. Кипит насыщенная адреналином кровь. Мышцы – в тонусе, походка легка, будто не идешь, а паришь над землей. В мыслях – ничего лишнего. Только четкое следование заранее просчитанному до мелочей плану – вот залог успеха тонкой операции с неизменным смертельным исходом. Я не сомневался, что она пройдет гладко. А значит уже к вечеру я смогу сообщить заказчикам, что объект упокоен, а я готов получить причитающийся мне по праву гонорар.
Я пронесся по летнему городу, как предгрозовой ветер – стремительный и почти незаметный. Скользнул взглядом по объекту, и проследовал дальше – в подъезд, затем наверх на лифте, по лестнице на чердак… Я выбирал это место почти неделю, посетив его дважды, в разное время суток. Неожиданностей быть не должно.
Андрюша Счастливцев расположился в летнем кафе. Очень неудачно для себя расположился. Впрочем, откуда капитану было знать, что его любимое кафе – удобная точка для обстрела? Агентура донесла – объект любит это дешевое заведение, проводит здесь несколько часов каждую среду. Сидит обычно за крайним столиком. В одиночестве. Судя по досье, общительностью он никогда не отличался. Даже пить предпочитал один. Что в народе, как известно, осуждают.
«Честный» мент заказал пару кружек пива, бутылку портвейна «777», и, закинув ногу на ногу, приготовился расслабляться, – таким же способом, какой используют для релаксации многие российские граждане, даже те, кто это дело осуждает.
А погоды стояли такие, что всякого, кто интересуется чем-то кроме личного дохода, непременно охватило бы упоительное чувство жизни. Солнце повисло ослепительной вспышкой в небесах настолько голубых, что их цвет казался неприличным. Прыгали воробьи, собирая с асфальта хлебные крошки и шелуху семечек. Юные девы спешили мимо Андрюши, цокая по асфальту каблучками. А счастливчик Счастливцев, – тавтологичный, но при этом очень точный каламбур, – сидел без дела и никуда не спешил – потягивал с задумчивым видом пивко, да иногда поглядывал в небо, словно наблюдал за кем-то, кто оттуда наблюдает за ним, и следит, чтобы все у него было хорошо.
Облака стремительно проносились над головой мента и роняли тяжелые тени на кровельный скат старой крыши, где лежал я. Некоторые умеют получать удовольствие от самых простых вещей, думалось мне, а вот я давно уже разучился радоваться хорошей погоде, красоте природы, да просто тому, что живу. Меня прельщало созерцание совсем другой зелени и надежда, что когда-нибудь я отойду от дел – и вот тогда заживу по-настоящему, где-нибудь в Монте-Карло, или в Ницце. А может, на далеком австралийском континенте. Испытывая черную зависть, я смотрел на счастливого человека в оптический прицел винтовки Heckler-Koch G3 – мой любимый образчик снайперского оружия. Такие стволы на вооружении у бойцов НАТО.
Обзорность с крыши сталинского дома открывалась отличная. Андрюша Счастливцев и предположить не мог, что напоминает вошь на лысине – и мне осталось лишь прицелиться и спустить курок, чтобы его прихлопнуть. Кафе находилось в спальном закутке тихого района, рядом с платформой «Маленковская». Людей здесь совсем немного, так что уйти будет несложно.
