весело улыбалась и ни разу даже не взглянула на меня.
Я влюбился и ухаживал за ней весьма энергично. Мои намерения были самыми серьезными. Не будь я так ослеплен ее красотой, то заметил бы, возможно, ее раздражительность, высокомерие, жадность и страсть к спиртному. Родители воспитали ее так, что Лоррейн с детства считала – вселенная вращается вокруг нее. Но я не видел этого: очарование, свойственное прелестным юным девушкам, скрывало недостатки.
Пятнадцатого августа мы сыграли свадьбу и после страстного медового месяца, который провели на Бермудских островах, поселились вот в этом доме, свадебном подарке ее родителей, недалеко от их дома. Скоро маленькая процветающая фирма Джерри Джеймисона слилась со строительной компанией Э. Дж. Малтона. Меня назначили управляющим с окладом в тридцать тысяч долларов. Кроме того, я получил двести акций новой корпорации. Мои рабочие, которыми руководил отличный мастер Ред Олин, тоже стали работать у Малтона. Лоррейн и ее брат – ленивый и тупой парень девятнадцати лет с прыщавым лицом – стали акционерами.
Мне казалось, что передо мной открылись ворота в рай. Энергия била во мне ключом, и я готов был перевернуть горы. Еще бы, у меня красивая, чувственная молодая жена, большой дом, под моим руководством строительная корпорация, до этого момента едва сводившая концы с концами, начала преуспевать и приносить немалую прибыль. Я надеялся, что мы начнем строить современные удобные дома.
Прошло всего лишь восемь лет, и стало ясно, что радужные надежды не сбудутся. У нас был дом, страховка и тысяча сто долларов на общем с Лоррейн банковском счете – если только, разумеется, она не прошлась сегодня по магазинам. За последние годы дивиденды, которые выплачивала компания, были слишком щедрыми. Малтон не мог отказать себе в удовольствии, и на Рождество все акционеры получали щедрые дивиденды. А Лоррейн, как и ее мать, считала, что деньги для того и существуют, чтобы их тратить.
– И все-таки я ухожу, – повторил я, словно втолковывая прописные истины непонятливому ребенку.
Лоррейн отвернулась, подула на ногти, взяла щетку и принялась расчесывать волосы.
– Ты надоел мне, Джерри, честное слово. Никуда ты не уйдешь. Пойди займись чем-нибудь – холодный душ прими, что ли.
И в этот момент, когда у меня появилось страстное желание схватить ее за плечо, встряхнуть, а то и ударить по лицу, раздался звонок.
– Кто это? – недовольно спросил я.
– Открой дверь и посмотри.
Я спустился по лестнице и открыл дверь. На крыльце стоял высокий мужчина и как-то очень знакомо улыбался.
– Винс! – воскликнул я. – Сукин ты сын! Заходи, Винс!
Он вошел в прихожую, поставил чемодан, и мы пожали руки.
– Рад видеть тебя, лейтенант, – сказал он.
Последний раз я видел Винса через иллюминатор самолета на аэродроме в Юго-Восточной Азии, много лет назад. Самолет начал разгон, я смотрел на Винса, стоящего рядом с джипом, положив руки на плечи двум знакомым девушкам, с которыми мы провели последние недели.
Я сразу заметил, что Винс прожил эти годы лучше меня. Его лицо было коричневым от загара, а рукопожатие – твердым и решительным. Несмотря на высокий рост и мощное телосложение, его движения были легкими и непринужденными, как у кошки, и, подобно киноактеру Митчему, он производил впечатление человека, смелого до дерзости и пренебрегающего опасностью. У Винса был широкий волевой подбородок с ямочкой посередине и высокие скулы. Портили его лишь какие-то странно плоские, подернутые пленкой глаза. Судя по покрою его костюма, прическе, золотому перстню с красным камнем на мизинце левой руки, он приехал из-за границы.
– Сейчас принесу выпить, – сказал я, – а потом провожу тебя в комнату для гостей.
– Спасибо, лейтенант, – кивнул он и последовал за мной на кухню. Там он оперся о буфет и внимательно следил за мной, не упуская из вида ни одного моего движения.
Мы стали близкими друзьями во время этой странной войны в Азии. Винсент Бискэй и я служили в подразделении “зеленых беретов” и действовали за линией фронта, в тылу у врага. Для службы такого рода требовалась дерзкая бесшабашность, и мы с Винсом оказались именно такими парнями. В этих операциях обычно принимали участие только мы и местные жители. Наша работа становилась иногда очень нервной. Ты лежишь, распластавшись на мокрой траве, а шаги вражеского патруля раздаются всего в нескольких футах от тебя. Затаив дыхание, уткнувшись лицом в землю, осмеливаешься поднять голову лишь после того, как шаги стихнут вдали. Тогда можно выплюнуть изо рта переполнявшую его рвоту страха. Старшим в нашей группе был капитан Бискэй. Нам неизменно везло, и мы всегда возвращались обратно с важными сведениями, которые тут же передавались в штаб. За время войны я узнал много такого, чему нас не учили в Форт-Беннинге.
И вот теперь, много лет спустя, Винс сидел у меня на кухне. Мы подняли стаканы с шотландским виски, залпом осушили их, и я спросил, как он жил после того, как вернулся домой.
– Сначала нужно было вернуться, Джерри. Эти узкоглазые едва не прикончили нас. Через две недели после тебя я едва унес ноги.
– У тебя был мой адрес. Мог бы написать.
– Зачем?
– А как ты оказался здесь, в Верноне?
Винс плеснул виски себе в стакан, поднял его и посмотрел на свет через янтарную жидкость.
– Решил навестить старого друга.
– У тебя вид преуспевающего человека. Чем ты занимался все эти годы? Ведь мы не виделись больше десяти лет!
– Разными вещами, Джерри, самыми разными.
– Женат?
– Пробовал. Не получилось.
Ответы Винса были намеренно уклончивыми. Кроме того, у меня создалось впечатление, что он внимательно изучает меня. Он сидел, спокойно глядя по сторонам, но я чувствовал в нем какую-то огромную напряженность, полную концентрацию. И тут я вспомнил, что таким расслабленным и добродушным, с небрежной улыбкой на лице он всегда был перед началом ответственной, исключительно рискованной операции.
В кухню вошла Лоррейн со стаканом в руке. На ней были бордовые замшевые брюки, плотно облегающие бедра, и белая орлоновая блузка.
– Мне показалось, что ты с кем-то разговариваешь... – начала она и тут же заметила Винса. – Здравствуйте!
– Познакомься, милая, это тот самый знаменитый Винс Бискэй, о котором я тебе рассказывал. А это Лорри, моя жена.
И тут же ее манеры преобразились. Многие женщины с самого начала увлекались Винсом. На щеках Лоррейн появился румянец, глаза заблестели, и лицо озарила кокетливая улыбка. Я почувствовал укол ревности.
Стараясь продемонстрировать Винсу, какая у нас счастливая семейная жизнь, я обнял Лоррейн за плечи, посадил рядом, налил ей виски с содовой, шутил и смеялся. Но меня не покидало ощущение, что все это театр, что обстановка остается натянутой и неестественной. Если супруги любят друг друга, между ними протянуты невидимые нити теплоты и интимности. Когда же муж и жена чужие, ласковые жесты, шутки и притворное внимание друг к другу не заменят атмосферу семейного счастья. Я не сомневался, что Винс, обладающий обостренной, почти женской интуицией, сразу заметит равнодушие и скуку, которые царили в нашем доме.
Я сказал Лоррейн, что Винс приехал с вещами и переночует у нас. Она проявила неожиданный энтузиазм, оказалась гостеприимной хозяйкой, провела Винса в лучшую комнату и показала, где ему расположиться. Обычно Лоррейн не любит, когда у нас останавливаются гости, и ее гостеприимство удивило меня.
