не представлялось возможным. Причем проделано все это было с таким мастерством, что шпиль вошел ему точно между ног, а вышел на макушке. Правую руку принца ведьмы закрепили горизонтально, сделав из нее своеобразный указующий перст. Поскольку шпиль был сделан в виде флюгера и труп принца все время разворачивало, то очень скоро сельские жители наловчились определять по его положению направление ветра.
Габи рассказывала, давясь от хохота, как Фольгест нанимал скалолазов в горах Киммерии, чтобы труп его двадцатитрехлетнего отпрыска был возвращен на грешную землю.
Вот такая смешная история…
Свое семилетие я справил грандиозно. Ведьмы приготовили праздничный ужин. Во главе стола возвышался белый торт с семью черными свечами. Лиловым кремом Селена вывела на нем: «Черному волчонку Жаку в день рождения». Я был необычайно польщен.
И все было, кажется, настолько замечательно и тепло, что представить себе лучший день рождения семилетнего малыша сложно. Вот только со свечами вышел легкий конфуз. Мне вздумалось пошутить, и я, вместо того чтобы задуть свечки, полыхнул в сторону торта огнем.
К тому времени мой организм уже достаточно трансформировался, чтобы я мог определиться со стихийной предначертанностью. Теперь и ведьмам суждено было узнать, что меня привлекал ОГОНЬ.
На сидящей по другую сторону стола Тересе мгновенно вспыхнуло ее праздничное платье, которое она по случаю дня рождения прикупила в окрестностях Танжера. Тереса в ужасе закричала, вскочила из-за стола и одним движением руки вызвала поток воды. Мокрые с ног до головы и весьма недовольные друг другом, мы сидели за облитым водопадом праздничным столом. Салаты плавали в грязноватой жиже, икра растеклась по белой скатерти, ее черные крупные зерна были повсюду, несколько блюд смыло под стол, куропатка выглядела, словно дохлая курица, и единственное, что все еще оставалось аппетитным, – поросенок с яблоками. За него я и ухватился.
Стряхивая с мокрых ладоней куски праздничного торта, Тереса проговорила сквозь зубы:
– Не будем портить шалуну праздник!
– Не будем, – согласилась Габи и вдруг дико захохотала: – а будем звать его теперь Жак Огненный.
– Не будем портить мне праздник, – выкрикнул я, не сумел сдержать смех и, размахивая поросенком, вскочил на стул.
Внезапно нас захватило веселье, от недовольства не осталось и следа… Некоторое время мы хохотали, а потом принялись за поросенка…
С каким упоением я вспоминаю сейчас эти благословенные времена и моих воспитательниц. Время не властно над нами, но порой вместе с ним в нашу жизнь приходит нечто, навсегда лишающее его значимости… Нечто темное и неправильное, нечто, что не должно происходить никогда и тем не менее происходит… И вот тогда уже совершенно не важно, прошли ли дни, месяцы, века, потому что утрачено главное – теплота отношений. Тереса, Габи и Селена…
Знали бы вы, уважаемые дамы и господа, что мне приходилось проделывать в детстве. По мнению ведьм, искусство самоусовершенствования заключалось в том, чтобы оказаться выше всех. Чтобы вы поняли, что я имею в виду, достаточно упомянуть хотя бы о том, что меня принуждали совершать пируэты на бревне, которое мои воспитательницы подвешивали в ста шагах над землей. Оттуда я мог разглядеть все окрестные земли. Я видел лес, который простирался на многие версты вокруг, видел спокойную широкую реку на востоке, которая медленно несла свои воды, а север был скрыт от моего пытливого взора горами.
Жители лесного поселения, куда я гораздо позже наведался и где украл лошадь, застывали в немом ужасе и показывали на меня пальцами. Впрочем, они были весьма бедными и темными людьми. Не знаю, что они себе воображали, когда видели мои упражнения, но с вилами и зажженными факелами ворваться в наше жилище они так и не отважились. Может быть, еще до моего появления они уже приобрели опыт общения с ведьмами и не желали его повторения, а может, я, кувыркающийся на бревне в ста шагах над землей, казался им посланцем богов.
Ведьмы покрикивали снизу, чтобы я не ленился и делал упражнения тщательнее.
А что было бы, если бы я, семи лет от роду, поскользнулся и полетел вниз?! Разбился бы, наверное, в лепешку… Должно быть, этот неинтересный вопрос моих зловещих нянек совершенно не занимал. Их интересовало только мое физическое развитие и всеобъемлющее образование. Просить у них милости было все равно что разговаривать с бронзовой статуей усопшего короля Георга. Габи и Тереса не обращали на мое нытье ровным счетом никакого внимания.
Селена, правда, была мягче, она баловала меня своим вниманием и любовью. Но для нее я вовсе не был живым маленьким человеком. О нет! Я был кем угодно, только не человеком – куколкой, обезьянкой, смешным и забавным зверьком, которого можно потискать. Что вы! Меня ведь можно было наряжать в шутовские кукольные наряды и разговаривать со мной так, словно я круглый идиот. «Ути – пуси… Ути-ути… Пуси-пуси»… Черт бы ее побрал с этими кретиническими завываниями!
Слава богу, что Тереса и Габи были сделаны из другого теста и с презрением относились к ее материнскому инстинкту. Инстинкт!!! Дьяволовы сановники, прыгайте теперь на ее костях!!! Ладно, мне не пристало так ругаться. Хотя какого черта?! Вспоминаю, как я провел свое так называемое детство, и мне делается мучительно больно! Ей-богу… ей-черту… вернись я в те годы, я бы уже не был таким покладистым.
Знания и ловкость вливались в мою голову и плоть зеленоватым эликсиром и жестким каждодневным трудом. Они травили меня, искажали мою человеческую сущность, в то время как я еще не созрел для принятия самостоятельных решений. Ну ничего, потом я дозрел…
Но не надо думать, будто я только и делал, что развивался физически и учился колдовству. Ведьмы вполне отдавали себе отчет в том, что они в некотором роде ответственны за меня и за мое будущее. А потому всеми силами они старались сделать из меня гармоничную личность. Я бы не сказал, что получил образование, позволяющее мне появиться в свете. Мое образование было несколько иного толка. У дворянских детей или у детей высокопоставленных особ оно не столь гармонично сбалансировано. В них не вливали эликсиры. А после они красными от пережитых мук и трансформаций глазами не читали научный труд Тетиния Младшего в восьмидесяти трех томах. Их не учили, например, играть в карты или соблазнять женщин. Это приходило к ним от сверстников. Я же брал уроки потерною мастерства у Селены. Она неожиданно оказалась заядлой картежницей – погеритисткой. Мы освоили все виды игр. Однако на первом месте все-таки оставался погер.
Тереса тоже подчеркивала важность карт. Она грозила мне пальцем, когда я швырял матовые картинки
