– Он сказал: «Если чужестранец, брат или друг, придет к тебе, чтобы получить знания, прими его, научи тому, что он хочет знать». Мысль выражена ясно и без восточных загогулин. Ну а тебе уж Сам Бог велел пользоваться кладезем моих знаний!
– Попользуюсь, Сереженька. Обязательно попользуюсь, раз ты сегодня так щедр! Ну, пошли. Внизу машина уже плесенью покрылась, пока я тебя выковыривал из кресла. А еще верховую лошадку ему подавай! Беленькую! Жокей несчастный…
– Педер сухте! (Сын отца, сожженного в аду!) – судя по крепкому выражению, возница разозлился не на шутку. – Ну, дай ты ему как следует! Сколько можно ждать?
Здоровенный детина в потертом аба, владелец осла, перегородившего дорогу огромными тюками- харварами, суетился вокруг своей капризной собственности, не собиравшейся сдвинуться с места. Парень то нашептывал в мохнатое ухо какие-то, по-видимому, ласковые слова, то усиленно тянул за уздечку. Никакого впечатления!
– Бурдюк нечистот! Да простит меня Аллах… – не унимался владелец фаэтона, которому было неловко перед своими пассажирами. Впрочем, «фаэтон» – это слишком сильно сказано! Скорее «дрожки», как здесь именуют такие неказистые экипажи. Название образовалось, вероятно, от слегка видоизмененного русского слова – «дрожки».
Чего только ни делал хозяин осла, ничто не помогало! Движение застопорилось.
На полном скаку, чуть не скинув ездока, испуганно остановился белоснежный тонконогий жеребец, хвост и грива которого были красными от хны.
Образовав тесную – без привычных интервалов – цепочку, замер караван верблюдов. Спокойные светло-желтые великаны недоуменно переминались на месте.
Зато молодые верблюжата, с глазами величиной с кулак, пользовались моментом, чтобы пошалить: радостно подпрыгивая и зависая на несколько секунд в воздухе, они делали какие-то па сразу четырьмя длинными худыми ногами и мягко приземлялись. Раз, другой, третий…
А с высоты огромных горбов завистливо глядели вниз ребятишки: родители засунули их в мешки из тряпья и драных ковров, крепко привязав на всякий случай к поклаже… Им, видно, тоже очень хотелось попрыгать, порезвиться, как верблюжатам! Но они не смели просить об этом взрослых…
Разными голосами выражали свое неудовольствие автомобили, застрявшие в гуще ослов, лошадей, верблюдов: все это случилось на перекрестке, и не было никакой возможности разъехаться…
– Я вытащу твоего отца из могилы! – перекрывая все звуки, заорал кучер, устав нажимать на грушу клаксона: ему показалось, что иностранцы, не желая больше ждать, хотят сойти, и он лишится заработка.
Хозяин осла побледнел настолько, что его смуглое лицо стало пепельным. Это было самое страшное в Иране ругательство! Но он все-таки сдержал себя и предпринял наиболее радикальные, на его взгляд, меры: стал швырять камни, чтобы напугать животное. Но оно, наклонив голову, продолжало с хитрецой посматривать вокруг. Казалось, осел любовался собой.
И вдруг, так же неожиданно, как и остановился, пошел.
Тут же все задвигалось: звонко зацокали копыта, простуженно закашляли и зачихали моторы, плавно закачались на верблюдах бусы-амулеты, мелодично запели разнокалиберные – от самых крошечных до весьма внушительных – колокольцы…
Обрадованный возница, нахлестывая лошадь, извинялся:
– Пах-пах! Из-за этого проклятого осла господа потеряли столько времени! Сейчас приедем к замку Хазр-Фирузе, уж там-то будет тихо и спокойно!
Он без умолку болтал, обильно пересыпая свою речь пословицами, поговорками, стараясь развеселить мужчин – тут все были на это большие мастера, – и не замечал, что приезжие сидят молчаливые, пригорюнившиеся – как молодой, так и пожилой…
В центре безлюдной каменной пустыни высился охотничий замок, Хазр-Фирузе. Охотиться практически здесь было не на кого, и замок, построенный в стиле барокко, стал музеем, куда приезжали почти исключительно иностранцы.
Путники постояли немного около пруда, прошли вдоль бассейна, который он питает, потом отправились в совершенно пустой замок.
Они ходили из комнаты в комнату, из зала в зал, рассматривая образцы персидского изобразительного искусства, которыми славится Хазр-Фирузе. На старинных изразцах, покрывавших стены, – традиционные сюжеты:
Мусульманин в чалме нежно обнимает обезьянку…
Куда-то едут на белых верблюдах воинственные стрелки…
Коварная кошка забавляется с мышью перед тем, как полакомиться ею…
Охотник из последних сил борется с медведем…
Две легкомысленные нагие женщины качаются на качелях…
Курильщики опиума с наслаждением выпускают из ноздрей дым…
Дружная пара обезьян в тюрбанах внимательно читает книгу…
Группа людей, забыв обо всем на свете, самозабвенно режется в карты…
Гривастый лев вскочил на спину слону…
– Похоже на Германию и Австрию, да, отец? Хотя Гитлер – далеко не царь зверей, а канцлер Шушниг – тем более не слон. Все ездил договариваться с «великим фюрером», лебезил… И вот! Последнее время Геринг твердил, что отношение Германии и Австрии – чисто семейное дело. Кончилось же оно бандитским захватом, который теперь трактуется как чуть ли не свадебный пир: все целуются, поют, пляшут… Берлинские дикторы едва не лопаются от восторга и умиления: Гитлер снова на своей родине! Наконец-то он смог совершить триумфальную поездку от Браунау, где появился на свет, до Линца!
– Если бы хоть кто-нибудь верил в это, сынок… Ведь еще до захвата власти Гитлер написал в «Майн кампф» совершенно откровенно, что «немецкая Австрия должна вернуться к великой Германской отчизне!» А поскольку книга эта – отнюдь не библиографическая редкость, всем ясно, чего стоит и «чисто семейное дело», и борьба «прогрессивного» Шушнига со своим «реакционным» земляком Зейсс-Инквартом, и умилительное торжество «воссоединения». Кукольная комедия, цена которой – ломаный грош! Правда, фюрер несколько озадачил Запад: обещал пойти на Россию, а двинулся в Австрию… Он как-то проговорился, что Россия такой огромный кусок, которым можно и подавиться. Очевидно, из-за этого пока изменил свои планы. Но от главного, я думаю, он не отступится! Помнишь, мы недавно переводили «Майн кампф» и тебя поразило одно место?
– Да, да, сейчас… Значит, так: «Если мы хотим иметь новые земли в Европе, то их можно получить на больших пространствах только за счет России…» На немецкого обывателя это, конечно, безотказно действует.
– Еще бы! «Михель» на такие вещи клюет мгновенно. В этом – весь расчет… Как это у Гейне? «Михель, пищей без стесненья свой желудок начини, а в гробу пищевареньем ты свои заполнишь дни…»
– Зато Гитлер теперь для бюргеров – мессия! Уж если рождественскую песенку про него
