Она была закрыта неплотно, и сквозь щелку Дима увидел странную картину: девушка стояла на коленях возле кровати и, спрятав лицо в ладони, медленно – как мусульмане – раскачивалась: вперед – назад, вперед, – назад…
Варгасов хотел вернуться к себе, но услышал, что Мария, давясь слезами и буквально зажимая себе руками рот, что-то говорит. Любопытство взяло верх, и Дима прислушался…
Девушка обращалась к Всевышнему, в которого, как знал Варгасов, она особенно не верила, словно к возлюбленному. Видно, хотела от него чего-то очень важного. Дима, бывший всегда атеистом, повернул назад, и тут до него донеслось:
– Защити Пауля… Сбереги Пауля… Я тебя никогда ни о чем не просила, мой драгоценный Бог… Даже об отце! А за Пауля прошу… Ты слышишь меня, дорогой Бог?
Бог, наверное, все же не расслышал Марию – уж слишком тихо и неумело она молилась! Но Дима расслышал. А еще он увидел согбенную фигурку на старом прикроватном коврике, тоненькие, в гусиной коже, руки, нежно-шафрановые, как у малого ребенка, ступни, которые не закрыл подол ситцевой рубашонки…
Где-то в середине ночи Диме стало жарко под огромной пуховой периной. Он приоткрыл глаза и сразу снова зажмурил их: девушка, облокотившись на подушку, смотрела на него. Так было еще и еще раз. Так было под самое утро, когда сизый рассвет все же пробился в комнату и когда Марии уже надо было собираться на работу. Она не спала всю ночь! Да и ему не очень-то это удалось… Даже погружаясь в сон, он слышал ее, едва различимый, шепот:
– Мой любимый… Мой хороший… Мой лучший…
И все пытался понять, почему она сказала ему с тоской: «Зачем тогда, на Виктория-Луиза-плац, ты побежал на мой крик…» – «Но как же так, маленькая? – удивился Варгасов. – Чего бы я иначе стоил?» Но она промолчала. Так Дима и не понял, что ее тревожило…
Было не меньше одиннадцати, когда из кухни послышался какой-то стук. Раз… Другой… После того как Варгасов, стоявший в дверях с подвернувшимся под руку ломиком, не отреагировал и на третий, откуда-то снизу раздался глухой голос Факта:
– Пауль, откройте, это я, Генрих!
Дима был так изумлен, что не сразу понял, что надо отодвинуть и приподнять квадратик линолеума… Через минуту перед Варгасовым сидел тяжело дышащий Фохт: он с трудом взобрался по почти отвесной лесенке, с трудом пролез в узковатый для его крупной фигуры люк.
Вытерев потное перемазанное лицо, Генрих буднично произнес:
– Одевайтесь. Надо уходить. Этим же путем. Здесь вход в бомбоубежище. – Фохт ткнул пальцем вниз. – Оно соединено с соседним домом, а там уже давно не живут… Бомба попала.
– Но почему вы здесь? Где Мария? – Варгасов еще больше недоумевал.
– Объяснять долго, Пауль. Но если настаиваете, то дело это вот в чем: Мария не придет. Она – агент гестапо. Числится там под Номером четырнадцать. Ну а все остальное – по дороге – Нужно спешить!
– Документ!
Этого окрика Дима больше всего боялся. Шел, прячась в тень домов, и молил бога, чтоб пронесло, чтоб не нарваться на патруль…
Не вышло.
Солдаты бесцеремонно светили ему в лицо фонариком, а один нетерпеливо протягивал руку за паспортом и ночным пропуском:
– Ну? Быстрее!
Варгасов по-горински стал обхлопывать карманы.
– Черт возьми, оставил дома… Понимаете, друзья, жена у меня заболела! Я выскочил на минутку в аптеку. А нужного лекарства поблизости не оказалось. Хожу вот, ищу… Вы уж извините! Возьмите-ка на пиво… – Дима протянул солдатам приличное количество марок.
Но те, видно, были не в настроении и через несколько минут сдали задержанного дежурному ближайшей комендатуры.
Худосочный фельдфебель, все время морщившийся, будто у него что-то болело, равнодушно записал первые пришедшие на ум Варгасову имя и место работы. Все ведь лишь до проверки. Там сразу станет ясно, что сказанное – липа. Только бы не переправили в гестапо! Надо срочно что-то придумать…
Но Дима не успел собраться с мыслями: фельдфебель вдруг подскочил к нему и резким движением сунул кулаком поддых. Варгасов, хватая ртом воздух, согнулся пополам. Не дав ему прийти в себя, фельдфебель так же молча свалил Диму на пол (откуда только силы взялись в таком хилом теле?) и принялся бить ногами.
«А он может меня изувечить!» – пронеслось в голове Варгасова. И вдруг Дима понял, что должен делать.
– Ой, господин фельдфебель, больше не надо! – закричал он истошным голосом. – Я солгал, вы правы! Я сейчас все расскажу!
Через минуту, выпив воды и вытерев разбитое лицо мокрым платком, Варгасов уже преподносил сразу успокоившемуся и снова впавшему в апатию фельдфебелю свою малопривлекательную историю.
…Родился и вырос он в России, хоть и немец по происхождению. Отца его расстреляли. Семья осталась без средств к существованию, и маленькому Иоганну пришлось воровать.
Как только началась война, угодил в штрафную роту и при первой же возможности перебежал к «противнику». Но сражения, в общем-то, ему не по душе, поэтому дезертировал и, живя по чужим документам, занимался воровством. Несколько часов назад вытащил бумажник у одного рассеянного господина и зарыл его неподалеку от города: в бумажнике было две тысячи марок, пятьсот долларов и какие-то записки на английском.
– Я плохо владею этим языком, но отмечены, как мне кажется, промышленные объекты, – закончил сбивчивый рассказ Дима. – Может, рассеянный господин – шпион?
Фельдфебель не удостоил Варгасова ответом и взялся за трубку телефона. Набрав номер наполовину, он бросил трубку на рычаг и вышел в соседнюю комнату. До Димы донеслись отдельные фразы: фельдфебель докладывал о случившемся начальству, какому-то Гутману.
– Это все, господин майор. Нет, я не очень. Слегка! В состоянии. Конечно, в состоянии. Нет, об этом не говорил. Вот именно! Вы безусловно правы. По-моему, все врет. Хотя всякое бывает… Придете? Ждем вас, господин майор…
«Что это еще за майор на мою голову?» – невесело думал Варгасов, которого заперли в полутемной комнатенке. Удрать не представлялось никакой возможности: по ту сторону двери поставили часового, окна были густо оплетены железом.
«Мд-а-а… Ситуация серьезная! Не такая неожиданная, как в тот день, когда в кухне Таубергов из подпола вылез Генрих Фохт, но тем не менее далеко не оптимистичная. Может быть, как раз из-за своей заурядности…»
Не многим больше года минуло с того вечера, когда, низко пригнувшись, почти вслепую, пробирались они подземными переходами и вышли наконец далеко от домика Марии. А еще через некоторое время сидели в хибарке хромого Роберта, давнего друга Генриха.
– Это гестаповцы его так… – кивнул Фохт на изуродованную ногу Роберта. – Схватили с пачкой нелегального «Внутреннего фронта». Знаете такой журнал?
