в конюшне раздавался глухой стук, когда тяжёлое копыто переступало с места на место.
Гибби вскарабкался на сеновал, нашёл ту самую головку сыра, которой лакомился вчера, набросился на неё, и проеденная в её боку дырка заметно увеличилась. Пожалуй, не всякие внутренности справились бы с такой пищей, да ещё и съеденной без воды и без хлеба, потому что сыр был сделан из снятого молока и был совсем сухим и жёстким. Но Гибби был крепким и здоровым зверьком, жилистым и мускулистым, и желудок у него работал безотказно. После еды он, естественно, тут же подумал о давешнем ручейке.
По соломенному скату он съехал с сеновала к двери и отодвинул кошачью заслонку. Но стоило ему выглянуть наружу, как он узрел ноги какого–то мужчины. Фермер–хозяин расхаживал между стогами, подсчитывая, сколько денег они ему принесут. Гибби тут же юркнул обратно и начал быстро прикидывать, куда бы ему спрятаться, если хозяину вздумается войти. Тут он увидел приставную лестницу, прислоненную к дальней стене напротив сеновала и конюшни, а возле неё на стене виднелась деревянная дверка, похожая на дверцу шкафчика для посуды. Гибби взобрался по лестнице, открыл неплотно прикрытую дверцу и обнаружил в стене отверстие. Он неосторожно просунул в него голову и сбил с полки какой–то глиняный кувшин, шумно разбившийся о вымощенный плиткой пол. Выглядывая ему вслед, Гибби увидел внизу небывалое богатство: на полках, как на параде, выстроились крынки и горшки, полные чего–то жёлто– белого, похожего на молоко, но другого цвета. Вдруг резко щёлкнул засов, дверь быстро открылась, и вошла женщина.
— Разрази её гром, эту противную кошку! — воскликнула она.
Гибби отпрянул, боясь, как бы в поисках кошки она не нашла истинного виновника. Женщина оглянулась вокруг, бормоча себе под нос все более–менее пристойные угрозы и проклятия, которые только могут срываться с уст почтенной шотландской крестьянки. Но всё молоко было в целости и сохранности, и гнев её понемногу утих. Она собрала черепки и вышла.
Тогда Гибби решил рискнуть и разведать, что там дальше. Он снова просунул голову в отверстие и увидел, что потолка в молочной нет и над верхними полками сразу начинается скат крыши. Однако та стена, в которой была дверь, оказалась короче, и на неё опирался потолок соседнего помещения, того, куда только что ушла женщина. Со своего места Гибби мог легко забраться прямо на этот потолок — что он и проделал, повинуясь вечному инстинкту бездомного существа, которому непременно нужно понять, где он находится, и как следует осмотреть всё вокруг. Тихо, как кошка, он прополз кругом по верхней полке и вскарабкался на дощатую поверхность. Это был потолок кухни, старый и потрескавшийся, и между досками кое–где виднелись большие щели. Гибби прильнул к одной из этих щелей и увидел много такого, что было ему непонятно. В углу стояла ручная маслобойка. Гибби принял её за уличную шарманку и обрадовался знакомому признаку цивилизации. Женщина подметала в комнате, заметая пыль к очагу, где уже потрескивал огонь. Над огнём висел громоздкий котёл с деревянной крышкой. Когда вода подогрелась, она вылила её в высокий деревянный таз и начала мыть в нём миски и тарелки, тем самым преподавая наблюдательному Гибби первый урок домашнего хозяйства. Потом она выскоблила сосновый стол, протёрла скамью и стулья, аккуратно расставила посуду на полках, оставив на столе только несколько кружек и мисок, и снова отправилась в молочную.
Вскоре она появилась снова, неся с собой большой кувшин. Затем, к изумлению Гибби, она приподняла крышку маслобойки, вылила туда содержимое кувшина и начала энергично вращать ручку. Гибби нисколько не удивился тому, что никакой музыки оттуда не последовало; он вообще уже не знал, чего ожидать от такого необъяснимого обращения с шарманкой. Но в то утро масло сбилось быстро, и вскоре Гибби изумился ещё раз, когда увидел, что из бочонка вынули желтоватую массу чего–то мягкого, но уже совсем не жидкого (хотя немного жидкости всё же вылилось обратно). Но когда женщина хорошенько промыла эту бесформенную массу и наделала из неё жёлтых кирпичиков, Гибби узнал в ней масло, которое видал в городских лавках, а иногда даже и пробовал по милости расщедрившегося торговца. Воистину, он попал в удивительный, благословенный край молока и мёда! Но только теперь, увидев как женщина трудится и как бережно она относится к своему молоку, мальчуган впервые сообразил, что и в деревне у всего тоже есть хозяин. Он понял, что замечательная еда вокруг — это всё равно, что товары в лавке, и их нельзя трогать, пока не заплатишь.
Сбив масло, женщина начала варить на завтрак кашу, и Гибби наблюдал за ней голодными глазами. Когда вода в котле забурлила, как в жерле вулкана, хозяйка начала пригоршнями бросать туда овсяную муку из большой деревянной плошки и тут же стала помешивать булькающее варево, которое вскоре так загустело, что она уже не могла повернуть там ложку. Не успела она снять котёл с огня и опрокинуть его в ещё одну огромную миску, как за дверью раздались тяжёлые шаги мужчин, торопящихся на завтрак.
Последние несколько минут до Гибби доносился восхитительный, манящий запах горячей каши — увы, только запах! Теперь дошла очередь до глаз (к сожалению, внутрь ему так ничего и не попало). Распластавшись, он лежал на потолке и смотрел, как чудесные горячие комки один за другим исчезают в ненасытных мужских ртах. Все ели из одной миски, но перед тем, как отправить в рот очередную ложку каши, каждый обмакивал её в свою кружку молока, стоящую перед ним. В некотором отдалении от взрослых сидел мальчик. Видимо, хозяйка особо к нему благоволила, потому что наложила ему каши в отдельную плошку; хотя на самом деле возле большой миски вряд ли можно было разместить больше четырёх человек так, чтобы они не пихали друг друга локтями и каждому из них досталось поровну. Лицо сидящего внизу мальчика очень понравилось Гибби. Он выглядел серьёзным, даже печальным, но ясные карие глаза весело посверкивали из–под ресниц, а когда он улыбался (что происходило нечасто), то улыбался хорошо и искренне.
Когда завтрак закончился и остатки каши вместе с молоком изо всех чашек слили в одну общую крынку (наверное, на обед, подумал Гибби), маленькому бродяге вдруг стало пусто и одиноко. Он печально отполз от щели, зная, что впереди его ждёт только глоток воды из ручья. Наверное, можно было бы подойти к двери и постучать в надежде получить кусок лепёшки. Но теперь, увидев, что происходит внутри этого дома и чем заняты здешние люди (то есть, своими глазами увидев живых хозяев деревенской жизни), Гибби понял, что не имеет права ничего брать без спросу, и съеденный сыр стал тяжёлым камнем давить на его духовный желудок. Он совершил то, чего никогда не сделал бы раньше. С унылым видом провинившегося пса мальчуган пополз по потолку прочь. Он добрался до верхней полки в молочной, осторожно прополз по ней до дверцы в стене, быстро спустился по лестнице и через кошачий лаз вылез из амбара.
Во дворе никого не было, и он побрёл меж стогов, озираясь кругом в слабой надежде найти что–нибудь съестное. Завернув за угол, он обнаружил курятник, возле которого толпились куры и подросшие цыплята, окружив ту самую миску, в которую хозяйка слила кашу и молоко, оставшиеся от завтрака. Рядом с животными Гибби чувствовал себя свободно и знал, что всегда может разделить с ними трапезу, — хотя бы потому, что сами они друг с другом не церемонятся. Поэтому он тоже зачерпнул кашу из общей миски. В конце концов, почему бы вольной птахе иногда не покормиться рядом с респектабельными жителями курятника и насеста, пусть даже при этом ей дадут понять, как низменно её положение в обществе? Наевшись, Гибби поднялся, перебрался через невысокую ограду из наваленных друг на друга камней и вприпрыжку побежал к ручейку.
Глава 14
Упрямая корова
Ему пора было отправляться вверх по Дауру. Гибби пошёл вдоль по ручью, чтобы снова отыскать большую реку, и вскоре оказался на прекрасном лугу, где паслись несколько коров. Забора вокруг не было. От овсяного поля луг отделялся лишь невысоким насыпным валом, заросшим мхом, травой и цветами. Неподалёку сидел пастух, и даже издали Гибби узнал в нём того самого мальчика, чьё лицо так понравилось ему, когда он, подобно какому–нибудь седовласому богу, свешивающемуся с облаков, смотрел вниз сквозь потолочную щель. Мальчик читал книгу, время от времени поднимая глаза, чтобы посмотреть не зашла ли какая–нибудь корова, тёлка или бычок за пределы своего пастбища, покрытого жёсткой травой и клевером. Все животные были у него перед глазами, оборачиваться ему было незачем, и он не видел подошедшего сзади Гибби. Но стоило мальчику углубиться в книгу, как чёрная корова, обладавшая короткими и острыми рогами и, по–видимому, полная самых дурных намерений, резко повернулась, понеслась к полю,
