— Ты сказал Кларе, что подозреваешь Каммингса?
— Нет. Когда я говорил с ней в прошлую пятницу, я его еще не подозревал.
— Так что ты хочешь сказать?
Френк походил на печальную жабу, сидящую на дороге. По мере того как до него доходил смысл слов Флетча, грудь его расширялась, щеки надувались, глаза вылезали из орбит. Лицо Френка багровело.
На вращающемся кресле он развернулся вполоборота к столу. В таком положении он мог не смотреть на Флетча.
— А теперь выслушай меня, Флетчер. Клара говорит, что ты — отвратительный тип. Одеваешься, как бродяга, ходишь по редакции босиком, никогда не берешь телефонную трубку. Она понятия не имеет, работаешь ты или бездельничаешь. Ты не признаешь редакторской правки, грубишь, не выполняешь ее указания.
— Стоит ли тогда удивляться, что она подставила меня под пулю.
— Опять ты грубишь. Клара даже не подозревала, к чему может привести ее звонок в полицию, да и меня ты еще не убедил. Грэхем Каммингс — честный человек.
— Я говорю, что Клара — идиотка, она утверждает, что идиот — я. Знаете, какой напрашивается вывод?
— Какой же?
— Разведите нас. Если вы считаете, что она должна быть редактором, пусть она портит кровь кому-то еще.
— Я этого не сделаю. Придется тебе жить с ней.
— Нет. С ней живете вы.
Френк резко повернулся к Флетчу. Попытался пронзить его взглядом, но вместо этого еще больше побагровел.
— Ты висишь на ниточке, парень.
— Ваша газета держится на моих статьях.
— Если б не твоя «Бронзовая звезда», я бы уволил тебя сию минуту.
— Речь идет о том, Френк, что я готовлю статью о распространении наркотиков на побережье. Я не драматизирую ситуацию, но меня могут убить. Если меня убьют, я хочу, чтобы руководство газеты знало, почему это произошло. Я уверен, что наркотики поступают через начальника полиции Грэхема Каммингса. Своим звонком Клара Сноу предупредила Каммингса, что я иду по его следу. Сегодня утром он вызвал меня к себе, чтобы выяснить, много ли я знаю. Это случилось после того, как воскресной ночью я попытался попасть в тюрьму. Я уложил трех полицейских в присутствии их начальника. Меня стукнули по голове, но не арестовали. В кабинете Каммингса я прикинулся дурачком. Круглым идиотом. Я сказал, что ничего не знаю, за исключением самого очевидного. Он велел мне убираться из города. Отсюда следует, что он мог убить меня, заподозрив, что у меня есть доказательства его вины. Я мог умереть из-за вас и вашей бестолковой Клары Сноу.
— Ты слишком драматизируешь.
— Возможно.
— И что дальше? Ты не хочешь заканчивать эту статью?
— Я ее напишу.
— Когда?
— Очень скоро.
— Я хочу посмотреть ее.
— Вы ее посмотрите.
— И не забудь про вручение «Бронзовой звезды» в пятницу утром.
— Как можно, Френк. Присылайте фотографов и репортеров. Я мечтаю о том, чтобы увидеть свою физиономию в субботнем утреннем выпуске. Тогда меня убьют наверняка.
— Ты получишь эту медаль.
— Обязательно, Френк. В пятницу, в десять утра, из рук командира военно-морской базы.
— Ты получишь медаль, Флетч, или пятница станет твоим последним днем в газете.
— Постараюсь не разочаровать вас, Френк.
— Между прочим, Клара также сказала, что вокруг тебя без конца вьются какие-то скользкие адвокаты. Держи их подальше от редакции.
— Хорошо, Френк.
Флетч встал. Тон его голоса враз переменился.
— Что вы можете сказать об Алане Стэнуике?
— Дерьмо.
— Почему?
— Стэнуик выступал против каждого законопроекта по охране окружающей среды, представленных за последние пять лет.
— И добивался своего?
— Да, добивался.
— Что еще вы о нем знаете?
— Ничего. Дерьмо он, и все. Иди за своей пулей. Может, тогда у нас будет, что печатать.
— Спасибо, Френк.
— Всегда рад помочь.
Глава 24
— Добрый день, сэр, — старший официант узнал его и в костюме. Работая в теннисном павильоне, этот человек зарывал талант в землю. — Вы ищете Андервудов?
— Честно говоря, я ищу Джоан Стэнуик, — ответил Флетч.
— Миссис Стэнуик играет в теннис. На третьем корте. На балконе есть свободный столик. Вы позволите принести вам апельсиновый сок с водкой?
— Благодарю.
Флетч прошел к круглому столику на двоих. Вдоль ограждения балкона стояли корзины цветов. Джоан Стэнуик играла с какой-то женщиной.
— Ваш сок, сэр. Записать его на счет Андервудов?
— Пожалуйста.
Половина третьего корта находилась в тени. Это затрудняло подачу. Флетч подумал, что в Рэкетс-клаб Джоан Стэнуик могла бы играть и на лучшем корте.
В теннисном павильоне еще не все сменили шорты на костюм, хотя время близилось к шести.
Джоан Коллинз Стэнуик играла профессионально, но без той страсти, что отличает чемпионов. Хорошо обученный, опытный игрок. Ее нелегко обмануть, перехитрить, и в то же время она не вкладывала в игру душу. Не было в ней радости и удовольствия, испытываемых начинающими. Она все умела и откровенно скучала.
Джоан выиграла сет, подошла к сетке, обменялась рукопожатием с соперницей и улыбнулась. Точно такая же улыбка появилась бы на ее лице и при проигрыше. Обе подхватили со скамейки свитера и пошли к павильону.
Флетч развернулся к входной двери.
Она здоровалась со многими, тем же рукопожатием и улыбкой, что и у сетки. Прошло какое-то время, прежде чем ее взгляд нашел Флетча.
Тот встал.
Она извинилась и тут же подошла к нему.
— О, Джон. Я думала, вы в Милуоки.
— В Монтане, — поправил ее Флетч.
— Да, конечно. В Монтане, — она села за столик.