- Если среди сотрудников искать, так это нам никогда не найти, - обнадежил Антон.
- Что там у Вишневой с личной жизнью? – Атаманов выразительно посмотрел на Кострова – это было Мишино задание.
- Инна Вишнева была барышней свободной, - монотонно начал Михаил, - проживала одна, компаний не водила - соседи не жаловались. В гости иногда приходила подруга – примерно, раз в месяц. Мама наведывалась с какой-то пожилой родственницей. Соседка однажды видела мужчину, лет тридцати пяти – сорока, он вместе с Инной в квартиру заходил. Похоже, что ухажер – у девушки в руках был большой букет.
- Когда его видели?
- За неделю до убийства. Еще раньше этот же тип был замечен возле ее дома - под окошком в машине сидел. По словам свидетельницы, у него «автомобиль, как у важного начальника с люком в крыше серебристо - блестящего цвета».
- А номера твоя свидетельница не запомнила?
- Какие номера? Там бабулька лет семидесяти в очках с большими диоптриями.
- Так может, она и мужика не того видела, раз слепая совсем.
- Слепая – не слепая, а что захочет, разглядит. На кой ей на номер смотреть? Что в нем интересного? А вот кто к кому пришел, да если с цветами- конфетами, тогда это другое дело.
- Работать надо лучше, - проворчал Андрей. – Ищите где хотите, но чтобы в течение трех дней у меня были сведения об этом воздыхателе. Завтра похороны. Посмотрим, что там за публика соберется, может и ухажер явится.
- Вот, пожалуйста, последний писк системы контроля доступа, - сообщил Шубин и положил на стол Андрея пухлую тетрадь с потрепанными листами. – Реквизировал у Терноухова.
- Журнал посещений. Знакомая штука, но малополезная, - прокомментировал Атаманов, - При входе в иной офис требуют документы и переписывают основные паспортные данные в такую вот гроссбух. Целесообразность такой операции трудно понять. Выяснить из этих записей, сколько пробыл внутри посетитель, куда именно он пошел, когда вышел, да и вышел ли вообще, как правило, невозможно.
- Ну, извини, что добыл, то добыл.
Андрей открыл страницу за двадцать седьмое мая – неделя до убийства Вишневой. Так и есть: кроме паспортных данных было еще две информативных графы – «когда пришел» и «к кому». Впрочем, графа «к кому» часто пустовала.
- Это если человек приходил к определенному лицу. Курьеры, например, зачастую не знают, кто у них примет корреспонденцию. И им все равно, кому ее вручить, лишь бы расписались в квитанции. Поэтому, на вопрос вахтера: «К кому следуете, уважаемый?», курьер ответить не может. Еще существует всевозможная доставка: офисной бумаги, воды, еще чего-нибудь. Их, как можно догадаться, вообще могут не записать. Явился человек в робе, с бутылями на обоих плечах – кто его останавливать станет? Видно же, не праздно шатается, человек при деле. Ему еще подсобят – дверку подержат.
- Получается, доступ в офис почти свободный?
- Я бы так не сказал. Двери настежь только в рабочее время. И то, посторонний становится у всех на виду. Так просто шастать по кабинетам вряд ли удастся. После восемнадцати ноль – ноль сотрудники не заходят, и вахтер никого не пропустит.
- И даже своих?
- У своих электронные ключи, так называемые «таблетки». Прикладываешь к считывателю, и двери открыты. Кстати, ключи именные, то есть имеют индивидуальные номера, закрепленные за определенными людьми. Информация о перемещениях поступает в компьютер, где, при достаточном объеме памяти, может храниться довольно долго. В «Камее» компьютер средненький, и там последняя запись месячной давности. Но нас это устраивает. Самое главное, что такие считыватели стоят не только на входе – выходе из «Камеи», но и на каждом кабинете. Правда, в рабочее время электронные замки отключают, но в конце дня всем сотрудникам инструкцией предписано кабинеты закрывать. Более того, если дверь в общий коридор «Камеи» можно открыть любой таблеткой, то в кабинеты доступ ограничен. Туда могут войти лишь те, чьи ключи запрограммированы на вход. Как правило, это хозяева кабинетов и обслуживающий персонал: уборщица, системный администратор – те лица, которым необходимо иметь доступ всюду.
Затем Шубин представил распечатку посещений – внушительную пачку, отпечатанных на принтере листов.
- Надеюсь, уже отработали? – спросил Атаманов.
- Когда?! Знаешь, сколько тут всего?! Я только час назад это получил.
- Я так и думал. Но хотелось надеяться на чудо. Значит, Миша, подключайся, - обратился Андрей к Кострову. – Надо выяснить, кто вне рабочего времени входил в кабинет Вишневой.
Шубин был сам не рад, что раздобыл этот длинный, как балет в Мариинском театре, список посещений. Короткая стрелка больших настенных часов давно уже перевалила за десятку, а они с Мишей не осилили и половины работы.
- Ерунда какая-то! – возмутился Костров. – Если верить этому тупому компьютеру, который фиксирует посещения, то получается, что некоторые сотрудники вообще из «Камеи» не выходят, но потом каким-то образом появляются с внешней стороны входной двери. Будто через окна выпрыгивали.
- Нормальное явление, - заметил, Анатолий. – Народ ведь у нас как ходит? Если кто-нибудь впереди идет, разве будут ждать, пока дверь закроется, чтобы потом ее снова открыть? Прикладывают таблетку через раз - так и появляются в здании «призраки».
- И откуда ты все это знаешь?
- У меня приятель в банке работает. Там, в отличие от «Камеи», система нормально настроена: Если зашел в помещение с кем-то «прицепом», то с другой стороны замок не откроется – жди, пока не выпустят.
К утру было выяснено, что за последнее время кабинет Вишневой никто, кроме нее самой электронным ключом не открывал. Инна приходила в «Камею», как минимум за пятнадцать минут до начала рабочего дня и часто задерживалась после шести. Судя по записям в тетради вахтера, никто из посторонних вне рабочего времени в течение двух последних в архитектурную мастерскую не приходил.
- У нас получаются следующие варианты, - подвел итог Шубин. – Первый. Яд подсыпали в сахарницу в рабочее время. Это мог быть кто-то из сотрудников. Скажем, улучил момент, когда Инна вышла из кабинета. Или посторонний. Он мог быть гостем Вишневой, но не обязательно. Второй. Если яд попал в сахарницу вне рабочего времени, то это мог сделать только сотрудник «Камеи». Думаю, что следует проверить всех посторонних. И что-то мне подсказывает, что искать следует среди тех, кто к Вишневой не записывался.
Игорь Михайлович Авдеенко вот уже который день подряд дежурил в одном из двориков, что спрятаны за величественными фасадами проспектов Петроградской стороны. Он сидел в белых неприметных «Жигулях» пятой модели и смотрел на угловую парадную. Дом был пятиэтажным и старым, и, к радости Авдеенко, в интересующей его парадной, было всего семь квартир. Всех жильцов он уже знал в лицо, а так же изучил распорядок дня каждого из них: кто, когда выходит и во сколько возвращается. Интерес для него представляла всего одна квартира – двадцать шестая, на четвертом этаже, вернее, ее хозяин. Ключи от квартиры у Игоря Михайловича имелись – три штуки от всех добротных замков входной двери, - но пробраться в дом он никак не решался. Спрятавшись под тенью развесистых кленов, Авдеенко чувствовал себя разведчиком. Так про себя думать ему было удобней, нежели признаться самому себе, что он занимается постыдной слежкой. Много лет назад, когда Игорь Михайлович еще не знал о существовании остеохондроза и колита, а жизнь казалось бесконечной, он служил в строительных войсках. Теперь он старался вспомнить, все военные хитрости, которые в него смог вдолбить лейтенант в учебке. Кроме строки из устава: «Солдат обязан стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы», ничего на ум не приходило. Авденко пожалел, что в свое время не попал в разведроту или в десант. Во времена его юности
