но я преданный друг. А того парня тебе следует остерегаться, Энн. Ему нельзя доверять. Я слышал, что он скоро угодит в финансовую дыру, так как у его жены кончились деньги.
Я знаю, что ты считаешь меня «мексикашкой», недостаточно хорошим для тебя. Но это неправда, Энн. Мои родители были стопроцентными испанцами, и в моих жилах нет ни капли мексиканской крови. Я ничуть не хуже тебя и куда более белый, чем тот парень. Из-за тебя я готов на все, Энн.
Это не угроза. Я никогда тебе не угрожал. Когда я сходил с ума, дело было вовсе не в ревности, как ты говорила. Я беспокоился за тебя. Я напролет ночи стоял возле твоего дома, когда тот парень был там. Я делал это много раз, так как стремился тебя защитить, хотя никогда ничего тебе не рассказывал. Не бойся – другим я тоже не стану выбалтывать секреты.
Я люблю тебя, Энн. Когда я выключаю свет, то вижу твое лицо, сияющее в темноте, как звезда.
Твой верный друг
Я привожу письмо в отредактированном виде, так как мне пришлось прочитать его дважды, чтобы понять смысл безграмотных каракулей. Это было все равно что заглядывать в глаза мертвецу, пытаясь расшифровать запечатленные в них воспоминания.
Когда я открыл дверь ванной, в коттедже что-то изменилось. Более тонкое чувство, чем слух, ощутило присутствие в гостиной массивной дышащей массы. С освещенной ванной за спиной я был уязвим. Маленький коридор с лишенной двери аркой походил на тир, где я играл роль мишени.
Я выключил свет и боком двинулся к двери в спальню, нащупывая рукой дверной косяк. Вторая рука держала фонарь, готовая использовать его как осветительный прибор и как дубинку. Я услышал шорох занавеса в арке в шести футах от меня. Потом щелкнул выключатель, и в коридоре зажегся свет.
Рядом с отодвинутым в сторону занавесом на меня смотрело дуло револьвера 45-го калибра – отнюдь не маленького оружия, но казавшегося миниатюрным в державшей его ручище.
– Выходите оттуда.
Я застыл в дверях, явственно ощущая линию безопасности, которая проходила по моему телу, наполовину остававшемуся в коридоре.
– Выходите с поднятыми руками. – Это был голос шерифа. – По счету «три» я стреляю. – Он начал считать.
Я сунул фонарь в карман, поднял руки и шагнул из тени. Черч прошел сквозь арку, задев тульей шляпы планку занавеса. Казалось, он дорос до семи футов.
– Ах это вы! – Шериф подошел ближе и ткнул револьверным дулом мне в солнечное сплетение. – Ну и что вы здесь делаете?
– Мою работу.
– Какую именно?
– Майер нанял меня искать его грузовик.
– И вы подумали, что он спрятан в ванной мисс Майер?
– Он также поручил мне найти его дочь.
Черч подтолкнул оружие мне под ребра.
– Где она, Арчер?
Я напрягся под давлением оружия и еще более ощутимым давлением паники. Глаза Черча были расширены, взгляд – пустой. Вокруг рта четко обозначились мышцы. Он, казалось, был готов убивать.
– Не знаю, – ответил я. – Предлагаю спросить у Керригана.
– Что вы имеете в виду?
– Я объясню, если вы прекратите изображать крутого копа. Железо не идет на пользу моему желудку. И свинец тоже.
Черч убрал револьвер, глядя на него так, словно это было живое существо, противившееся его контролю, но не спрятал его в кобуру.
– При чем тут Керриган?
– Он все время путается под ногами. Когда застрелили Акисту, Керриган находился неподалеку. Грузовик был нагружен виски Керригана. Ваша исчезнувшая свояченица была служащей Керригана, и очень вероятно – его любовницей. И это только начало.
Я хотел рассказать ему о разговоре, который подслушал в «Восточных садах Сэмми», но решил оставить эти сведения при себе.
Черч сдвинул шляпу на затылок, как будто она мешала ему думать, и потер синеватый шрам на виске, возможно оставленный пулей. С открытым высоким лбом он казался совсем другим человеком – смущенным и озадаченным, для которого ковбойская шляпа и крутая внешность служили защитной окраской. Оружие безвольно повисло в его руке.
– Я уже допросил Керригана, – заговорил он изменившимся голосом, негромким и неуверенным. – У него алиби на время выстрела.
– Алиби, подтвержденное его женой?
– Ее слова для меня достаточно. Я давно знаю Кейт Керриган. Я знал ее отца – судью. Этой женщине я полностью доверяю.
– Такая женщина могла бы солгать ради мужа.
– Возможно. Но она не лжет. В любом случае, Керриган не нуждается в алиби. Он респектабельный бизнесмен.
– Насколько респектабельный?
– Я не говорю о его частной жизни. Когда вы можете терять столько, сколько Керриган, вы не станете убивать водителей грузовиков на шоссе.
– Даже за семьдесят штук? Между прочим, это огромное количество виски. Что он с ним делает – купается в нем?
– Он его продает.
– В своем мотеле?
– Насколько я знаю, нет. У него бар на другой стороне города. Ночной клуб «Золотая туфелька».
– На Янонали-стрит?
– Попали в точку.
– Что еще у него есть, о чем я не знаю? Политические связи?
– Очевидно – через жену.
– Это часом не влияет на вашу оценку Керригана? – рискнул спросить я.
Шрам на виске шерифа покраснел и начал пульсировать.
– Вы слишком далеко заходите с вашими вопросами.
– Я вынужден искать на них ответы там, где это возможно.
– Не забывайте, с кем вы говорите.
– Вы не даете мне об этом забыть.
– Вы не совсем верно оцениваете ситуацию, – сказал Черч. – Мое терпение не бесконечно. Если вы ищете неприятностей, я могу засадить вас за взлом.
– Взламывать было нечего. Когда я пришел сюда, дверь уже была взломана.
– Вы уверены?
– Абсолютно. Коттедж взломали, но это был не обычный грабитель. На столике в спальне лежат дорогие часы. Вор забрал бы их, но не стал бы брать другие вещи, которых недостает.
– Какие?
– Личные вещи – зубную щетку и тому подобное. Думаю, Энн Майер уехала на уик-энд, но не вернулась. Тогда кто-то вломился сюда и забрал вещи, связанные с ее личной жизнью: письма, книгу с адресами и телефонами...
– Вы не имели права сюда входить, – заявил шериф. – Даже если дверь взломали не вы, все равно вы нарушили закон.
– Ваша жена разрешила мне обыскать квартиру.
