— Ну как? — осторожно спросил Гарамонд.
— Ух ты, — вырвалось у Левы. — Это не стишок, это стихи. Красивые. И все ясно. И на ходу бормотать удобно, как раз нужный ритм.
— На то и рассчитано. Да, имейте в виду, записывать их нельзя, — предупредил Гарамонд.
— А я запомнил, — сказал Лева. — Хотите, повторю? — И повторил, к своему немалому удивлению, без ошибок, так что даже самому приятно стало. Вот так, господа драконы, память хорошая не только у дугокрылых огнедышащих бывает!
— Отлично. Теперь вот что, — просветлевший Гарамонд повел Леву дальше и тем же ключом отпер ещё одну дверцу, на сей раз в боковую галерею Дворца. — Вам… нам сейчас предстоит нелегкий разговор…
Лева только фыркнул.
— Вам сейчас ответ держать. Можете поступать как хотите, но должен вас предупредить: хранительство — тайна Гильдии.
— А что королева? Ей тоже знать не положено? — быстро уточнил Лева.
— Вообще-то Её Величество догадывается, что Хранители существуют. Но про меня она знает, что я летописец. И всё. Так что…
— Дальнейшее понятно, — отозвался Лева. — Даже ёжику. — В галерее, под каменными сводами, он сразу почувствовал себя увереннее. Впереди замаячили распахнутые двери в какое-то ярко освещенное помещение. — Я вот что хотел ещё спросить, пока можно… — осторожно начал он. — Насчет зеркала.
— Вот именно, — вмешался недовольный и очень хорошо знакомый летописцу и Леве голос. — Мне тоже страшно интересно насчет зеркала. Гарамонд, оно что, сработало в последний раз?
…Из Дворца Лева вышел, прекрасно понимая, что именно испытывает металл в кузнице, когда его доводят до белого каления и с шипением окунают в холодную водичку. Сдерживаться он, по правде говоря, перестал ещё раньше. Так что теперь восстановить отношения с бабушкой Лизы Кудрявцевой и председателем родительского комитета удастся, скорее всего, не скоро. Если вообще удастся. Впрочем, не до этого. Голову на месте не отрубили за непочтительность, и то спасибо.
— Я бы мог оказаться в Питере час назад, — прошипел Лева сквозь зубы, прыгая через ступеньку по крутой лесенке улицы Синих звезд на Флейтову. — Нет, два!!!
— Без очков, — спокойно напомнил Гарамонд, которому каким-то чудом удавалось держать себя в руках. — И ничего не зная о Хранителях.
Лева мысленно зарычал. Он и раньше-то сомневался в мифическом всемогуществе и неизменной правоте взрослых — лет так с шести, когда узнал о существовании какого-то таинственного «свежего воздуха» и был принужден читать не дома и с комфортом, а во дворе на холодной жесткой скамейке. А теперь он в этом самом всемогуществе, правоте и всем прочем разуверился окончательно. Иногда так называемые взрослые решительно ничего не понимают.
Лизкина бабушка подловила их с Гарамондом в коридоре, не дав толком договорить, и, шурша шелками, учинила форменный допрос про загадочное зеркало, про погоду в Петербурге и про Лизу. При допросе присутствовали Болли и Кирн — ну, это понятно, они королеве про Левино прибытие и рассказали. Выяснилось, что достучаться до Филина с помощью амберхавенского бубенчика у Лизкиной бабушки не получилось. Лева объяснил про наводнение и крыс. Услышав слово «Мутабор», королева Таль враз побледнела и шуметь перестала. Про подробности плена и побега Лева благоразумно умолчал, причем ему удалось заметить, что Гарамонд одобрительно подмигнул. Сообщение о том, что Лиза уже добрые сутки назад поехала из школы домой, королеву не утешило. Лева медленно закипал — у него все спрашивали, и спрашивали, и спрашивали, а ничего полезного не сообщали. Королева Таль в стотысячный раз поинтересовалась, не сумеют ли гномы открыть Дятловы врата, и изъявила желание отправиться в Петербург самолично. От ужаса Лева утратил дар речи, и Лизкина бабушка уже приняла его молчание за знак согласия, но тут, по счастью, примчался Амальгамссен. С окуляриями наперевес. Очкам Лева обрадовался — хотя стекла у них оказались изумрудные, зато расплывчатый мир мгновенно стал отчетливым. Лева ясно увидел зеленую Лизкину бабушку и зеленых гномов, а потом — зеленые настенные часы с большим маятником, которые внятно показывали, сколько времени пропало зря. И не выдержал.
Ругаться и кричать было бессмысленно, поэтому Лева тихим страшным голосом сказал, что он лично уже все, что нужно, выяснил, и большое спасибо всем, особенно мастеру, но он справится сам, и врата железно не откроются, и даже проверять не стоит, и пока из Радинглена выйти может строго один человек, волшебным ходом, который не подлежит оглашению, и вообще ему, Льву, извините, пора. Давно пора. А как только будут новости, он сообщит.
С этими словами Лева двинулся к выходу, даже не обернувшись на королеву Таль. Гарамонд за ним еле поспевал.
Они пронеслись по улицам Верхнего города молча — Лева экономил силы, и только когда Гарамонд запер на засов дверь своей лавки, паж её высочества перевел дыхание, переложил увесистый топор на другое плечо, кивнул на зеркало и спросил:
— А перенастроить его никак? Ну… оборотов добавить? Хоть на сколько-то раз?
— Увы, — Гарамонд пожал плечами. — Само по себе оно не волшебное. А изменить или обновить заклинание может только тот, кто его создал. — И опережая вопрос Левы, сказал: — Его подарила моему отцу фриккен Амалия Бубендорф — они в Амберхавене вместе учились пространственной магии. Ее Величество, спасаясь от Мутабора с принцессой Лиллибет, израсходовала предпоследний проход. Так что… — он поднял оброненную тряпку, осторожно стер с зеркала оставшуюся пыль, и Лева увидел, что на стекле тонкой, едва заметной линией выгравирована дверь с причудливой ручкой. Он шагнул вперед и вдруг кое-что вспомнил.
— Гарамонд, можно спросить?
Радингленский хранитель кивнул.
— А что… что вы делали тогда, двенадцать лет назад, когда Мутабор объявился?
— Летописи вел, — сумрачно ответил Гарамонд, — Хранителем был мой отец, он тогда погиб, защищая город, и даже не успел передать мне пост. Меня же и посвятили только этим летом. Думаете, иначе я бы допустил такое?
— Он что, один был против этих… и никто ему не помог? — удивился Лева. — А Конрад?
— Давайте об этом не будем, — торопливо сказал Гарамонд. — Напугать можно кого угодно. Даже дракона. Ступайте, Лео. Насколько мне известно, в Гильдии Хранителей гномов никогда не было, но мне почему-то кажется — у вас все получится очень неплохо… Только…
— Ну что? — подскочил Лева.
— Не сердитесь на королеву, — неожиданно сказал Гарамонд. — Мне показалось, что вы не придаете значения тому, что Ее Величество очень беспокоится за принцессу Лиллибет…
— Не придаю, — отрезал Лева. — Не время!
— А вы не думайте, что все такие, как вы, — посоветовал Гарамонд. — Не все такие. Ну, удачи.
Лева на миг остолбенел, но решил подумать обо всем потом. Когда время будет.
Входить в зеркало было — как в Темную воду озера, только почему-то поставленного на попа: прохладно, но приятно. Лева сунул вперед руку — по зеркалу пошли круги. Он даже на всякий случай придержал вновь обретенные очки, чтобы не уплыли. Зеркальная гладь с легким плеском сомкнулась, силуэт Гарамонда исчез. Лева встряхнулся и огляделся.
— Мама дорогая! — вырвалось у него. Эту позолоту и мрамор он прекрасно узнал даже сквозь изумрудные стекла.
А ведь где-где, а тут статуи просто кишмя кишат, мрачно подумал он и двинулся вниз по лестнице.
