Мстислав держал на эфесе Калигорста, подобранного во дворе замка.
Они смотрели вверх, где на фоне черного неба медленно разгоралась белая, с красным ореолом, звезда. Она пульсировала, становясь все больше и больше, походя на раскрывающийся фантастический цветок, расцветший на небосводе.
– Вот она, долгожданная комета! – проговорил вампир. – Она действительно принесла несчастье, но только нашим врагам. А для моего клана стала счастливым знаком, символом победы. Поистине, ничто в мире не бывает однозначным, у всего есть две стороны!
– Таков закон всего сущего, – согласился Дьяк. – С тех пор как мужское и женское начала слились, породив Мир, у всего есть две правды.
– Она прекрасна, – сказал Мстислав, не сводя глаз с приближающейся к земле кометы. Теперь она уже больше походила на подвешенный к небу фонарь.
– Мне кажется, она скорее символизирует начало, чем конец, – заметил Дьяк.
– Возможно. Хотя для меня это скорее апофеоз борьбы моего клана за то, что было у нас несправедливо отобрано. Но теперь все это принадлежит нам, – Мстислав обвел широким жестом раскинувшийся внизу Бальгон, – клану отверженных, которые всего лишь исполнили свой долг и предназначение – пошли на смерть вслед за Хозяином. Кстати, я вспомнил тебя, – добавил он, поворачиваясь к Дьяку. – Ты был там, в Межморье, когда армия Красного Дракона была разбита и чей-то меч освободил нас, – взгляд вампира скользнул по Эртанору, но Дьяк никак не отреагировал на слова Мстислава. Он только провел рукой по черным волосам, снимая осевшие снежинки, и затем вытер ладонь о меховую короткую куртку, надетую уже после сражения. – Но с тех пор прошло несколько лет, – продолжал вампир задумчиво. – И уже неважно, кто на чьей стороне сражался, тем более что Вардан счел действия Валерио преступными по отношению к роду носферату и Предназначению, которое обязывает нас служить Молоху, а не своим личным интересам.
– Поистине, война – отец всему и царь надо всеми, – промолвил Дьяк, вкладывая меч в ножны. – Всегда находятся два начала, готовые противоборствовать друг другу и сражаться вплоть до полного уничтожения противника. Это как неизменное противостояние огня и воды, неба и земли, человека и стихий. Ярость и ненависть, стремление к победе, желание всегда быть первым – они делают историю.
Мстислав пожал плечами.
– Что есть история? – промолвил он равнодушно.
– То, что мы записываем в летописи и увековечиваем для потомков, считая великим и достойным, – ответил Дьяк. – Не мелкие события, а глобальные, граничащие с катастрофой, – именно они восхищают и завораживают нас подобно лесному пожару, наводнению или извержению вулкана.
– Сражения оставляют жизнь сильным, а слабых обрекают на смерть, – кивнул Мстислав. – Битвы рождают новые государства, которые всегда сильнее тех, на руинах которых их возводят. Мелкие феоды исчезают, объединяясь вокруг центра, затем новые формирования тоже сливаются, и, наконец, рождается империя.
– Большим государством трудно управлять, – заметил Дьяк. – Оно стремится расползтись, едва ослабевает надзор, а внутренние противоречия постоянно подтачивают его.
– Поэтому у императора должна быть сильная армия, состоящая из преданных воинов, – заметил Мстислав. – Только единая сила может удерживать империю.
– Но после смерти императора государство наверняка распадется, – покачал головой Дьяк. – Поэтому империи напоминают мне цирковую арену, создаваемую одним человеком для собственного развлечения.
– Пусть так. Но потом придет другой и соберет осколки. И родится новое государство, лучше прежнего.
Дьяк с сожалением посмотрел на вампира. Как мало он знал и понимал, этот мертворожденный, надеющийся на вечную жизнь. Если бы он видел, как рос Мир, как он развивался и как с течением времени мельчал человеческий род, как сокращался срок человеческой жизни! В Эпоху Первых Времен Мстислав считался бы заморышем, тогда как сейчас его рост выше среднего.
– Я оставляю вам город, как и обещал, – сказал Дьяк. – Армия Малдонии уйдет с рассветом. Нам нужно перевязать раненых, иначе мы не остались бы здесь и лишней минуты.
– Не сомневаюсь, – отозвался Мстислав. – Полагаю, раненых немного? – добавил он чуть насмешливо.
– Да, ваши воины умеют убивать, – подтвердил Дьяк, поворачиваясь и начиная спускаться с бастиона во внутренний двор замка, где были разведены костры и стояли палатки. – Когда остальные члены твоего клана прибудут в Бальгон?
– Скоро, – отозвался Мстислав, следуя за ним, – через несколько дней. Между прочим, не только наши воины хорошо сеют смерть. Твои тоже почти в совершенстве овладели этим искусством.
– Благодарю. У них было меньше времени для тренировок.
– Да, человеческая жизнь не в пример короче нашей, – усмехнулся вампир. – Жаль только, что ты позволяешь им тренироваться на своих союзниках.
– Что ты имеешь в виду? – Дьяк удивленно поднял бровь.
– Я знаю, что это твои люди расправились с Калхадией и пытались убить Эйгер-Шара.
– Эти имена ничего мне не говорят, – отозвался Дьяк невозмутимо.
– Еще бы! – вампир усмехнулся. – Зачем утруждать себя выяснением таких мелочей? Но знай, мы никому ничего не прощаем. Виновные поплатятся.
– Ты обвиняешь меня в смерти каких-то своих сородичей? – Дьяк удивленно поднял брови.
– Членов клана, – поправил его Мстислав. – Нет, герцог, я не так глуп, чтобы угрожать тебе, тем более здесь и сейчас. Но Эйгер-Шар сможет узнать убийц, и возмездие не минует их.
– Предупреждаю, смерть хотя бы одного из моих людей вызовет ответные действия, – заметил Дьяк спокойно. – Не забывай, что я – победитель Бальгона, а не ты и не твои… не знаю, как вы друг друга называете. Однокланники? – Дьяк усмехнулся.
– Да, слава досталась тебе, – согласился Мстислав, холодно улыбнувшись. – Но мы не перестали быть врагами, просто заключили временный союз. Он потеряет силу, если нам не позволят совершить возмездие.
– Око за око? Этот закон действует в обе стороны, и ты знаешь, что вам его соблюдение обойдется дороже. Я не стану жертвовать своими людьми, что бы ты ни говорил.
– Так ты признаешь, что убийства были совершены по твоему приказу?
– А что это меняет? – Дьяк усмехнулся. – Вам меня все равно не прикончить.
– Оставим пока этот разговор, – сухо проговорил Мстислав.
– Хорошо. Вернемся к делам насущным.
– Каким именно? Разве мы еще не все решили?
– Помни об условии, на котором я передаю тебе Бальгон: вы не должны больше охотиться в Малдонии. – Дьяк не торопясь направился к ближайшему костру, чтобы погреться. Мстислав последовал за ним. Он мог вызвать или прекратить снегопад, в этом заключался его Дар Крови, но не в его силах было поменять зиму на лето или весну, так что вокруг было по-прежнему холодно. – Кстати, принц Мархак наверняка захочет сжечь город.
– Пусть попробует! – отозвался Мстислав мрачно. – Посмотрим, как ему это удастся при сильном снегопаде. Скоро солнце зайдет, и мои силы восстановятся. Ночью разразится такой буран, что ветер будет срывать огонь с факелов.
– Надеюсь, никто не пострадает? Ураган может снести палатки.
– Принц, скорее всего, решит поджечь Бальгон перед уходом, на рассвете. Не станет же он ночевать в пылающем городе.
– Верно, – согласился Дьяк.
Они разошлись возле костров, и Мстислав скрылся в одном из переулков Бальгона. К Дьяку приблизился Мархак. На нем был длинный, подбитый мехом, плащ, отороченный куницей, и такая же шапка, надвинутая до бровей. Изо рта вылетал прозрачный пар.
– Кто этот человек? – спросил он и, увидев, что Дьяк изобразил недоумение, пояснил: – С которым вы только что разговаривали, герцог. Он не из наших воинов, это видно.
