— Как называлось его судно? — Я убежден, что она открыла рот, чтобы произнести название, но тут в голове у нее произошел какой-то переворот, и все пропало.
— Боюсь, что не помню.
Она посмотрела на меня темными, ничего не выражающими глазами.
— Чем он занимался до того, как пойти во флот? Не был ли он фотографом?
— Думаю, он был боксером. — Она снова углубилась в прошлое. — Профессиональным боксером. Но он мог быть и фотографом. Он из тех людей, что умеют делать все на свете, но без всякого успеха.
— Ты уверена, что его звали не Гарольд?
— Все звали его Майкл. Но, возможно, это была кличка.
— Что?
— Имя на ринге. Ты знаешь о таком. — Она глубоко вздохнула. — Покажи мне эти фотографии, Лью.
— С этим можно и подождать. Сейчас лучшая твоя помощь в том, чтобы ты вспомнила все о Кэрол и Харлее. Откуда ты их знаешь?
Она с каким-то напряжением посмотрела на часы.
— Мне нужно выйти на минуту в сценарный отдел.
— Но это более важно.
Она вздохнула.
— Да, наверное. Но я буду краткой. Это очень простая история, настолько простая, что я не смогла бы ее использовать даже в своих сериях. Кэрол — деревенская девочка из Айдахо, она убежала из дома с моряком. Майкл Харлей — я думаю, что он такой же провинциал, — уже пару лет отслужил на флоте и успел повидать мир. Он пообещал ей взять ее на побережье и устроить сниматься. Ей было только шестнадцать лет. Это была сама невинность: ни с того ни с сего она могла расплакаться и тут же взорваться смехом.
— Я слышал, как ты смеялась в свое время. Когда и где тебе пришлось с ней познакомиться?
— Ранней весной сорок пятого года. Я работала у «Уорнеров» — это крупная киностудия в Голливуде. Харлей остановился там, ну, и я тоже. Ну, а потом... потом она меня заинтересовала.
— Они были женаты?
— Кэрол и Харлей? Они прошли через какую-то церемонию в Тихуане. По крайней мере, Кэрол считала, что они женаты. Она также думала, что Харлей в продолжительном отпуске, до тех пор пока морской патруль не задержал его и не отправил на судно. Кэрол осталась без всяких средств к жизни, просто без ничего. Тут-то я и взяла ее под свое крыло.
— И привела показать Джо Сильвестру?
— А почему бы и нет? Она была достаточно хорошенькой, и совсем не дурочка. Джо устраивал ей иногда работу, а я проводила много времени, занимаясь ее воспитанием. Как раз в тот период я потерпела крушение в своих любовных делах — мой «голубой период» — и была рада, что кто-то может отвлечь меня. Я поселила Кэрол у себя и, думаю, действительно смогла кое-что сделать для нее. Но все кончилось как-то нелепо.
— Что случилось?
— Харлей оставил ее беременной, и это уже становилось заметным. И я вместо того, чтобы воспитывать звезду, оказалась в положении няни, ухаживающей за беременной девушкой, к тому же остро тоскующей по родине. Но вернуться домой она отказалась — говорила, что отец убьет ее.
— Ты не помнишь имени ее отца?
— Боюсь, что нет. На работе она называла себя Кэрол Купер, но это не настоящая ее фамилия. Я думаю, что ее отец жил в Покателло, если это только может помочь.
— Может быть. Ты говоришь, она была беременна. Что произошло с ребенком?
— Не знаю. Еще до того, как ребенок родился, появился Харлей — убеждена, что его выгнали из армии, — и она вернулась к нему, несмотря на все мои уговоры. Я уже говорила, что они совершенно не подходили друг другу. Именно поэтому семнадцатью годами позже он и должен был ее убить.
— Не случалось ли ему впадать в бешенство?
— Еще бы! — Она скрестила руки на груди. — Когда я попыталась помешать ее возвращению к нему, он ударил меня кулаком. Я выбежала за помощью, а когда вернулась с полицейским, их обоих уже не было, как и моего кошелька с деньгами. Я не сделала им ничего плохого и вот что получила в конце концов.
— Но ты все еще с теплотой вспоминаешь Кэрол.
— С ней было очень приятно. У меня ведь никогда не было ни сестры, ни дочери. На самом деле когда я вспоминаю или даже переживаю все это, мне кажется, что более счастливого времени, чем весна и лето в Бербанке, когда Кэрол была беременна, у меня никогда не было. Мы и не понимали, как были счастливы тогда.
— Почему?
— Ну, потому что было ужасно жаркое лето, а холодильник сломался, а у нас была только одна кровать, а Кэрол все полнела и полнела, и еще потому, что у нас тогда не было никаких мужчин. Мы думали, что переживаем страшные невзгоды, но на самом деле они пришли позже. — Она осмотрела свой роскошный кабинет с таким видом, словно это была тюремная камера. Затем бросила взгляд на часы. — Мне действительно надо идти, иначе мои авторы и директор изобьют друг друга.
— Насчет избиения, — сказал я. — Попрошу тебя взглянуть на эти фотографии, если, конечно, ты сможешь. Надо подтвердить ее личность.
— Да.
Я разложил перед ней снимки, и она внимательно рассмотрела их.
— Да, это Кэрол. Бедная девочка.
Сильно побледнев, она поднялась и вышла в соседнюю комнату, при этом шла она как слепая.
Я сел в кресло, где только что сидела Сюзанна, и попросил по телефону ее секретаршу соединить меня с лейтенантом Бастианом. Через минуту он ответил, и я передал ему все, что рассказала мне Сюзанна Дрю.
Сюзанна вошла в комнату уже в конце нашего разговора.
— Ты не теряешь времени зря, — сказала она, когда я повесил трубку.
— Твои показания очень важны.
— Я рада, но боюсь, что это все, чем я могла тебе помочь.
Она все еще была бледна и шла ко мне так, словно пол у нее под ногами качался.
— Отвезешь меня домой?
Жила она на бульваре Беверли-Хиллз, в мезонине, который выходил во внутренний дворик. На стенах в доме висели африканские маски. Она попросила меня приготовить нам обоим выпить, и мы сели, заговорив о Кэрол, а затем о Томе Хиллмане. Видимо, история Тома ее заинтересовала.
Старое чувство к Сюзанне опять проснулось во мне. Сидя перед ней, вглядываясь в ее лицо, я спрашивал себя, смогу ли при моих физических, финансовых и моральных возможностях жениться на женщине со всеми ее африканскими масками.
Чертов телефон зазвонил в соседней комнате. Она положила левую руку мне на колено и встала. Я услышал, как она сказала:
— Так это ты? Что тебе сейчас нужно от меня? Она закрыла дверь, и больше я ничего не слышал.
Вернулась она через пять минут, но лицо ее уже изменилось: вместо грусти в ее глазах стояла злость, как будто она узнала что-то похуже, чем смерть.
— Кто это, Сюзанна?
— Ты никогда не узнаешь об этом.
Я выехал в город в горьком настроении и поругался со своим другом Колтоном, следователем прокуратуры штата: я просил его запросить Сакраменто, нет ли в их списках Гарольда или Майкла Харлея или еще какого-нибудь Харлея. В ожидании ответа я спустился по лестнице к газетному киоску и купил вечернюю газету. На первой же странице сообщалось об убийстве и похищении, но ничего нового для меня там не было, за исключением сведений о том, что Харлей был военно-морским летчиком, что он имеет воинские награды, а позже служил на гражданских линиях. Ему также приписывалось миллионное состояние.
Я сидел перед кабинетом Колтона и пытался отделаться от мысли, что Бастиан отпихнул меня куда-то на
