черный свитер. Освободив этот лоскуток, я положил его в карман, жестоко ругая себя за подогреваемую мной надежду, которую, по-моему, разбила черная пряжа.
Глава 13
Я вернулся в дом. Дверь в спальню была закрыта. Я постучал и, не получив ответа, вошел. Гарольд сидел на краю кровати в нижнем белье и носках, между колен у него была зажата винтовка 22-го калибра. Он не направил ее на меня. Я забрал у него оружие и разрядил: там был всего один патрон.
— У меня не хватило самообладания застрелиться, — сказал он.
— Ваше счастье.
— Да, именно.
— Я сказал это без иронии, Гарольд. Еще мальчишкой я знал одного человека, который потерял все во время великой депрессии. Ему было тогда 22 года, и он пытался покончить с собой. Но единственное, чего он добился, — он ослепил себя. Последние тридцать лет он находится в полной темноте. А у его сыновей самые большие похоронные бюро в городе.
— Не заняться ли и мне похоронными делами? — уныло пошутил он. — Все, что угодно, только не дела моего брата. Я знаю, через что мне придется пройти.
— Все это, как сумерки. Они пройдут.
— А мой брат — сумерки, которые никогда не пройдут.
— В свое время пройдут и они, Гарольд. У него будет время отдохнуть от этой жизни.
— Если вы его поймаете.
— Мы его поймаем. Куда он мог отсюда поехать?
— Он не говорил мне.
— А как вы думаете?
— Полагаю, что в Неваду. Это его любимое убежище. Когда у него есть деньги, он не может держаться вдали от игорных столов.
— Где он жил, когда работал на южном побережье?
— Они купили трейлер, когда он потерял работу. Трейлер тоже вскоре потеряли. Тогда они стали переезжать с места на место, чаще всего останавливаясь в мотелях и частных коттеджах. Я не могу дать вам определенного адреса.
— За что его выгнали?
— Босс утверждал, что он слишком груб с пьяницами.
— Как назывался клуб, где он работал?
— 'Черный янтарь'. Кэрол тоже время от времени работала в нем. Она была своего рода поющей официанткой. Однажды мы ездили туда послушать, как она поет. Лилла нашла, что отвратительно, а я подумал, что она была о'кей. Она пела милые секс-песни, поэтому Лилла и...
Я прервал его:
— У вас есть телефон? Мне надо сделать пару звонков.
— Он в большой комнате.
Я забрал у него винтовку на случай, если ему опять придет в голову идея выстрелить в себя или в меня. Стены большой комнаты были увешаны фотографиями, словно это была картинная галерея: «Старик», «Старуха», «Заход солнца», «Дикие цветы», «Гора», «Набережная океана» и «Лилла». Большинство из них были раскрашены от руки. Три портрета Лиллы улыбались мне из разных углов, так что я почувствовал себя окруженным этими белыми зубами.
Я вернулся в спальню. Гарольд надел что-то на ноги. Выглядел он вполне нормально.
— Я — о'кей. Не надо проверять меня.
— Я просто удивился, что у вас нет фотографии Майкла.
— Есть одна. Там ему около двадцати лет. После того как у него начались неприятности, он никогда не разрешал себя фотографировать.
— Дайте мне посмотреть фотографию.
— Не знаю, где и искать ее. Во всяком случае, она сделана тогда, когда он был еще молодым парнишкой. Он там совсем не похож на себя сегодняшнего.
— Как он выглядит сейчас?
— Я думал, вы его видели.
— В это время было темно.
— Ну, он все еще вполне приличный мужчина. Я имею в виду его внешность. Он ушел из бокса раньше, чем его изуродовали. У него темные волосы, без седины, он зачесывает их на одну сторону. Майкл всегда очень заботился о своей прическе. — Он пригладил свои жидкие волосы. — Зеленовато-серые глаза. Взгляд довольно умный, особенно когда он чего-то добивается. Тонкий рот. Я всегда думал, что рот у него жестокий. Зубы не такие уж хорошие. Но я понятия не имею, выглядит ли он и сейчас таким же опрятным мужчиной и сохранил ли свою осанку. Вообще он всегда поддерживал себя в хорошей спортивной форме.
— Рост и вес?
— Дюйм или два выше шести футов. Он тогда дрался в полусреднем весе, но сейчас должен быть тяжелее. Может быть, сто восемьдесят фунтов.
— Какие-нибудь шрамы или особые приметы?
Гарольд кивнул:
— Да. У него есть шрамы на спине — нас, бывало, лупил отец. У меня у самого такие же. — Он задрал нижнюю рубашку и показал мне белые шрамы, идущие вдоль и поперек спины. Они были похожи на иероглифическую летопись. По-видимому, Гарольд заполучил эти шрамы в процессе обучения жизни.
— Ваши родители еще живы?
— Конечно. Отец все еще бегает на ферме Снейк-Ривер, — сказал он без лишней ностальгии. — Покателло, Рурэр Роуд, 7. Но Майкл не поедет туда. Он ненавидит Айдахо.
— Никогда нельзя сказать наверняка, — ответил я, делая у себя отметки.
— Поверьте моему слову. Он порвал с отцом около двадцати лет назад. — И как бы в подтверждение своей мысли добавил: — В большой комнате есть портрет отца.
Я назвал его «Старик».
Прежде чем сесть к телефону, я более внимательно рассмотрел портрет: седой фермер с маленькими злыми глазками и ртом, напоминающим капкан для медведя. Затем я позвонил в Рено Арни Вальтеру и кратко изложил сведения о сыне старого фермера: Майкл Харлей, экс-моряк, экс-боксер, экс-кельнер, игрок, похититель детей, тот, который избил жену и подозревается в убийстве, водитель двухдверного «плимута» образца 1958 года с номером ИКТ-449, выданным в Калифорнии.
— Да-а, ты неплохо поработал, — сказал Арни, когда я закончил излагать свои данные. — Мы же пока ничего не достигли. Зато теперь мы... — Он заколебался. — Сколько человек ты хочешь занять в этой операции?
— Ты хочешь спросить, скольких человек я смогу оплатить?
— Твой клиент...
— Я потерял клиента. Надеюсь, что материал, собранный мною, даст мне кого-нибудь, я имею в виду клиента, но пока его нет.
Арни присвистнул.
— То, что ты затеял, — неэтично.
— Да, я знаю. Временно — я следователь в конторе местного шерифа.
— Теперь я понимаю: тебя щелкнули по носу. Слушай, Лью, я не люблю напоминать об этом, но ты мне должен триста долларов, а единственная плата за то, что мы уже проделали, — это слова благодарности. Если ты хочешь, чтобы мы остались в деле, завтра в это же время у тебя должно быть не менее шестисот долларов. При наших накладных расходах мы не можем работать задаром.
— Я знаю. Тебе будет заплачено.
— Когда?
— Скоро. Я сообщу утром.
— Что нам делать в оставшееся время?
— Продолжать.
