— Я работаю сейчас на Ралфа Хиллмана.
— Знаю. Это дает вам определенные преимущества, которые вы и используете. Но и вы, и я работаем в одном и том же деле, и по идее нам полагается кооперироваться. А это означает периодический обмен информацией.
— Зачем же, по-вашему, я пришел?
Он опустил глаза.
— Прекрасно. Что нового в ваших розысках мальчика Хиллмана?
Я рассказал Бастиану почти все, то есть ровно столько, чтобы удовлетворить и его, и мою щепетильную совесть. Себе я оставил только доктора Вайнтрауба и то, что Том, может быть, вернется сегодня на автобусную станцию в Санта-Монике. Обо всех остальных его злоключениях и о том, что он, видимо, находился в добровольном заключении в отеле «Барселона», я честно доложил лейтенанту.
— Очень плохо, что Отто Сайп умер, — угрюмо заметил он. — Он мог многое прояснить.
Я согласился.
— Что же на самом деле произошло с Отто Сайпом? Вы же были свидетелем?
— Он бросился на Бена Дали с лопатой в руках. У Бена был мой револьвер, а я в это время осматривал труп Харлея. Револьвер выстрелил сам собой.
Бастиан неопределенно пошлепал губами.
— Что вы знаете о Дали?
— Немного. Он владелец станции техобслуживания автомобилей напротив «Барселоны». Показался мне заслуживающим доверия. Ветеран войны...
— Гитлер тоже ветеран. Лос-Анджелес сообщает, что у Дали были какие-то делишки с Сайпом, например покупал через него подержанные автомобили.
— Это естественно. От того места, где работал Сайп, станция Дали самая близкая.
— Вы не думаете, что Дали убил Сайпа, чтобы заставить его замолчать?
— Нет, но возьму это на заметку. Меня больше интересует другое убийство. Видели нож, которым был зарезан Харлей?
— Нет еще. Но у меня есть его описание. — Бастиан взял со стола несколько бумаг. — Этот нож, который принято называть охотничьим, выпущен фирмой «Фортсман» в Орегоне. Об этом говорит марка фирмы на ноже. Длина лезвия около шести дюймов, резиновая ручка в черную и белую полоску, на ручке отпечатки пальцев. Описание точное? Могу добавить, что у ножа широкое заостренное на конце лезвие.
— Я видел только ручку. Но тот факт, что у ножа широкое заостренное лезвие, позволяет предположить, что этим же ножом была убита Кэрол.
— То же самое я сказал в Лос-Анджелесе. Они высылают мне нож для идентификации.
— Именно это я и собирался вам предложить.
Бастиан наклонился, тяжело опираясь ладонями на крышку стола, заваленного бумагами.
— Вы думаете, его убил кто-то из жителей нашего города?
— Это достойная рассмотрения мысль.
— Но почему? Из-за его доли денег?
— Этого не может быть. В то время как Харлей выехал из Лос-Анджелеса, у него не оставалось ничего. Я разговаривал с мошенником, обчистившим его.
— Удивительно, что Харлей его не застрелил.
— Можно сделать вывод, что вокруг хватало профессиональных убийц. Харлей всего лишь любитель.
— Тогда почему? — спросил Бастиан, подняв брови. — Почему убили Харлея, если деньги тут ни при чем?
— Не думаю, что нам удастся узнать об этом точно до того, как мы найдем убийцу.
— У вас есть какие-нибудь подозрения?
— Нет. А у вас?
— У меня есть кое-какие мысли на этот счет, но я воздержусь высказывать их вслух.
— Потому что я работаю на Хиллмана?
— Этого я не говорил. — Он прикрыл глаза и переменил тему разговора. — О вас спрашивал человек по имени Роберт Браун, отец убитой. Он в гостинице «Сити».
— Я зайду к нему завтра. Вы вежливо с ним обошлись, а?
— Я со всеми обхожусь вежливо. Несколько минут назад мне звонил Гарольд Харлей. Он очень тяжело воспринял известие о смерти брата.
— Так и должно быть. Когда вы выпустили его?
— Вчера. У нас не было причин держать его под замком. Нет закона, который говорил бы, что вы обязаны доносить на брата.
— Он уехал домой в Лонг-Бич?
— Да. Он всегда может быть в распоряжении суда, если кто-то возбудит дело.
Он еще раз уколол меня за смерть Отто Сайпа, и на этом я откланялся.
По дороге в Лос-Анджелес я сделал крюк и заехал на станцию обслуживания Дали. Бен с повязкой на голове находился около насоса. Увидев меня, вошел в свою конторку и больше оттуда не показывался. Потом из конторки появился мальчик лет десяти, точная копия отца. Он очень недружелюбно спросил, чем может быть полезен.
— Я хотел бы одну минуту поговорить с мистером Дали.
— Извините, но папа не хочет разговаривать с вами, он очень расстроен тем, что произошло утром.
— Передайте ему, что я тоже расстроен. Не смог бы он взглянуть на одну фотографию? Может быть, он узнает изображенного там человека?
Мальчик вошел в конторку, плотно закрыв за собой дверь. Возвышавшаяся по ту сторону шоссе «Барселона» напоминала сейчас, в солнечных лучах, памятник вымершей цивилизации. У отеля я увидел несколько полицейских машин и человека в форме, который сдерживал толпу зевак.
Мальчик вышел из конторки.
— Папа сказал, что не хочет больше смотреть ни на какие ваши фотографии. Он говорит, что вы и ваши фотографии принесли ему несчастье.
— Передай ему, что я прошу прощения.
Мальчик торжественно поклонился и отправился выполнять свою роль посла. Больше ни он, ни его отец так и не показались.
Я предоставил Дали самому себе.
Офис доктора Вайнтрауба я нашел среди новых медицинских корпусов в Уилшире, около больницы «Ливанские кедры».
Внутренний эскалатор поднял меня в комнату отдыха на пятом этаже. Она была прекрасно обставлена, откуда-то доносилась успокаивающая музыка, которая все время, пока я сидел там, действовала мне на нервы. Я, единственный мужчина в этой комнате, сразу же оказался под перекрестным огнем взглядов двух беременных женщин, сидящих в разных углах комнаты. Смотрели они на меня с явным сожалением.
Из-за конторки в углу комнаты ко мне обратилась сильно раскрашенная девица:
— Мистер Арчер?
— Да.
— Доктор Вайнтрауб примет вас через несколько минут. Вы ведь не пациент? Так что вам нет необходимости заполнять историю болезни, да?
— Она вызвала бы у меня приступ белой горячки, моя милая!
В крайнем удивлении девушка захлопала наклеенными ресницами, напоминавшими мне почему-то ножки тарантула, такие они были длинные и толстые.
Тут открылась дверь, и доктор Вайнтрауб пригласил меня в кабинет, где давал консультации. Это был человек примерно моего возраста, может быть, несколькими годами старше. Как и большинство врачей, он не следил за собой: под белым халатом — сутулые плечи, явно излишний вес. Волосы темные, вьющиеся, но на лбу уже залысины. Под очками прятались чрезвычайно живые глаза, их обаяние я ощутил, едва обменявшись рукопожатием с доктором. Это лицо я определенно видел, только никак не мог вспомнить, где
