— Встретимся в библиотеке, — ответил Хиллман.
— Если вы разрешите, я продолжу, — снова заговорил я. — Мы ведь можем так же хорошо поговорить и здесь. Я не хотел бы слишком удаляться от миссис Хиллман.
Молодой человек повернулся и посмотрел на меня как потерянный, но в то же время и с облегчением. Он понял, что я знал многое.
Я подумал, что Хиллман тоже знает. На это указывало предложение, сделанное им Сюзанне, а признание, что он настоящий отец Тома, объяснило мотивы этого поступка. Хиллман прислонился к стене около дверей, величественный, как статуя, полузакрыл глаза и приготовился слушать.
— Ты возил ее к отелю «Барселона», Дик? — спросил я.
— Да, сэр. — Он стоял, высоко подняв одно плечо и наклонив голову к другому, будто собирался что-то писать. — Но я не мог догадаться, что у нее в голове. Я и сейчас не знаю.
— Кое-что ты, наверное, знаешь. Иначе к чему вся эта таинственность?
— Она сказала, что я должен взять на время машину, что они позвонили и требуют денег, а шкипера сейчас нет, и придется везти нам. Мы должны держать все в тайне от полиции, а после она попросила никому ничего не рассказывать.
— И ты поверил ее словам?
— К-к-конечно.
— Когда ты начал сомневаться?
— Я никак не мог понять, где она держала всю эту наличность. Она говорила, что в корзинке для вязанья, которую она держала в руках. На самом деле там ничего не было. Денег во всяком случае я не видел.
— А что же видел?
— Совсем другое. — Волосы упали ему на лоб и лезли в глаза. — То есть я хочу сказать, что видел этого человека... этого челов-в-века, когда он вышел из гостиницы, потом они вместе обошли ее, исчезли из вида, и я услышал крик.
Он держал руку на горле.
— Что же ты сделал?
— Я остался в машине. Так она велела. Когда она вернулась, то сказала, что это кричала птица.
— И ты поверил?
— Я не очень разбираюсь в птицах, ведь правда, шкипер?
Вдруг с порога комнаты раздался пронзительный крик Эллен:
— Так о чем все-таки ты разговариваешь с этими мужчинами?
Я направился к ней.
— О вас. И о птице, которую вы слышали вчера вечером в саду около гостиницы. Что же это была за птица?
Рука ее взлетела вверх и прижалась к губам.
— Она, по-моему, была похожа на человека. Не очень приятного, но все-таки человека.
Она дышала с трудом, хватая воздух открытым ртом.
— Он был подонком или дьяволом!
— Потому что хотел денег?
— Это должно было продолжаться и продолжаться. Я... мне пришлось покончить с ним. — Она вся дрожала, но громадным усилием воли заставила себя успокоиться. — Кстати, о деньгах. Я могу позаботиться и о вас. Уверена, что полиция поняла бы меня, поскольку совершенно не надо связывать меня с этим... этим... — Она никак не могла подобрать слова. — Я могу поиметь в виду и вас, и Дика.
— Сколько же вы обещаете?
Она взглянула на меня с таким превосходством, на которое получают право только люди соответствующего происхождения.
— Пойдемте в гостиную, — предложила она, — там все и обсудим.
Мы втроем последовали за ней, она села на диванчик, мы встали вокруг. Хиллман с любопытством поглядывал на меня. Он был тих, задумчив и мягок, словно из него вынули стержень, но чувствовалось, что в голове у него продолжала тикать счетная машинка. У Дика Леандро в глазах появились признаки жизни. Возможно, он все еще соображал, что где-то, как-то, когда-то, но деньги Хиллмана все же приплывут к нему.
— Так сколько? — спросил я ее.
— Двадцать пять тысяч.
— Это лучше, чем нож между ребер. Вы имеете в виду двадцать пять тысяч всего или двадцать пять тысяч за каждое убийство?
— За каждое убийство?
— Их было два, совершенных одним и тем же ножом и почти наверняка одним и тем же человеком. Вами.
Жестом молоденькой испуганной актрисы она отвела голову от моего указующего перста. Молоденькая актриса исполняла роль женщины в возрасте, с лицом, покрытым тонкими морщинками, и прекрасными светлыми волосами, уже потерявшими прежний блеск.
— Тогда пятьдесят, — сказала она.
— Он играет с тобой, — сказал Хиллман. — Ты не сможешь купить его.
Она повернулась к нему.
— Мой покойный отец однажды сказал мне, что я смогу купить любого, любого и каждого. Я доказала это, купив тебя. — В голосе ее было явное отвращение. — К сожалению, ты оказался плохой покупкой.
— Ты не купила меня. Тебе почти не пришлось пользоваться моими услугами.
Они с ненавистью смотрели друг на друга.
— Ты вынудил ее всучить мне незаконного ребенка?
— Я хотел сына, но не рассчитывал на подобный оборот событий. Так получилось.
— Так получилось, потому что ты так захотел. У тебя хватило наглости принести ее ребенка ко мне в дом, заставить выкормить и вырастить, называть своим. Как ты мог жить среди такой фальши?
— Не стоит говорить о фальши. Лучше не касаться этого вопроса.
— Жеребец, — сказала она. — Развратник.
В соседней комнате послышалось какое-то движение. Вглядевшись в темноту, я рассмотрел Тома, сидевшего на вертящемся стуле рядом с фортепиано. У меня возникло желание закрыть дверь, но, конечно, было уже поздно: он наверняка все слышал.
Хиллман проговорил с удивительным спокойствием:
— Я никогда не понимал такого пуританского образа мыслей, Элли. Ты все время думала, что самая безобидная шутка в постели — это смертный грех, более тяжкий, чем убийство. Господи, я вспоминаю нашу первую брачную ночь. Ты, должно быть, думала, что я убиваю тебя.
— Хотела бы, чтобы это было так.
— Я тоже почти что хочу этого. Ты убила Кэрол, это правда, Эллен?
— Конечно. Она позвонила мне в понедельник утром, после того, как ты ушел. Том дал ей телефон. Я подняла трубку в его комнате, и она мне все выложила. Она сказала, что разгадала планы своего мужа, что боится, что он будет жестоко обращаться с Томом, который в действительности не его сын. Я уверена, что это был только благопристойный предлог, чтобы всадить в меня нож.
— Какой нож? — спросил я.
— Неплохое я подобрала сравнение, а? Я хотела сказать, что она одержала надо мной полную победу, в один миг отняв у меня весь смысл существования.
— Думаю, она просто пыталась спасти своего сына.
— Ее сына, ее, а не моего! Ее и Ралфа. Вот в чем была суть! Неужели вы не понимаете этого? Я чувствовала, что она убила меня. Я оказалась всего лишь бесплотным привидением в этом мире, моя жизнь была пригодна только для того, чтобы выбросить ее на свалку вместе с другим никому не нужным хламом. Шел дождь, и я, идя от того места, где оставила «кадиллак», чувствовала себя настолько бесплотной, что дождь, казалось, легко проходил сквозь меня. Наверное, муж застал ее, когда она звонила мне. Он приволок ее в коттедж, где они жили, избил, бросил без сознания на полу. Убить ее было легко. Очень легко. Нож
