меня осталось от них, это письма отца к матери, кольцо, ожерелье и портрет. Ожерелье я отдал Марфе — я не знал, что повторяю судьбу отца. Куда оно делось потом — мне неведомо, но на портрете художник, запечатлевший мать, нарисовал именно его.
Князь Петр достал из ящика стола портрет матери — урожденной Анастасии, и протянул его стоявшей ближе всех к нему Лизе. Она со вздохом рассмотрела его и передала дальше.
— Потом я просил Марфу, если у нас когда-нибудь появится ребенок, девочку назвать Анастасией, а сына — любым мужским именем, начинающимся на букву А.
— А! — вдруг вскрикнула Анна и покачнулась, опершись на плечо Корфа. Портрет выпал из ее рук, Владимир едва успел подхватить его и, взглянув мимоходом, тоже не удержался от возгласа.
— Не может быть! Я узнаю это ожерелье! Отец хранил его с незапамятных времен и потом отдал Анне.
— Но это значит… — Репнин побоялся продолжить его мысль.
— Вы все правильно поняли, — подтвердила Сычиха. — Барон передал это колье той, кому оно и должно было принадлежать по праву и рождению — новой Анастасии, настоящей Анастасии Долгорукой.
— Анна и есть моя дочь? — побледнел князь Петр, не зная, что и думать и как себя вести — броситься к Анне и заключить ее в объятия или прежде повиниться, что едва не разрушил ее счастье, как когда-то испортил жизнь ее матери — Марфе.
— Но как такое могло случиться? — удивилась Наташа, переглянувшись с Александром.
— И зачем тогда ты украла ребенка у Марфы? — растерялась Лиза.
— Я не похищала дочь Марфы, — покачала головой Сычиха. — Это сделал барон Корф. Я принесла девочку в церковь, чтобы ребенка окрестили. Но отец Георгий тогда уехал к Долгоруким, потому что в этот день раньше срока родилась Лиза. Была страшная метель, я боялась, что могу заблудиться с ребенком на руках по дороге назад, и поэтому сама окрестила ребенка, но вписать полностью в церковную книгу не успела — на пороге появился Иван. Он все знал и следил за мной. Барон был истинным другом Долгоруких, он понимал, что связь Петра с Марфой приносит огромные мучения его семье, и старался не дать разрушиться браку князя.
— Так отец все знал? — прошептал Владимир.
— Да, — кивнула Сычиха, — и скрывал всю жизнь тайну рождения Анны. И мне велел молчать, взяв с меня страшную клятву не разглашать этот секрет, пока он сам не сочтет возможным признаться в содеянном. И я была верна данному ему слову.
— Но как же так? — задумчиво произнес князь Петр. — Иван всегда говорил мне, что взял на воспитание дочь его знакомых, мелкопоместных дворян, умерших от болезни легких.
— Так и было, — подтвердила Сычиха. — Поначалу он отдал Настю на воспитание своим старым бездетным знакомым и просил называть ее Анной, дабы не нарушать традицию первой буквы в имени. Но случилось несчастье — приемные родители Анны в одночасье сгорели от болезни, и девочка осталась сиротой, и тогда барон вынужден был взять Анну к себе в дом и воспитывать, как и положено дочери князя Долгорукого. Но поскольку Марфа, когда родила Настю, оставалась еще крепостной, барон на всякий случай отписал ей вольную. А остальное вы уже и сами знаете.
— А Полина?.. — смутился князь Петр. — Ее ведь нашли в том самом одеяльце.
— Про одеяльце — это вы у Варвары, кухарки Корфов спросите, — закивала головой Сычиха. — Она подтвердит вам, что барон велел ей сжечь откуда-то принесенное одеяльце для младенца, да она пожалела — вещичка больно красивая была, теплая. А тут еще и девочку в корзинке безродную перед дверью нашли, вот Варвара и укутала бедняжку, чтобы не простыла, а имя от головы придумала, когда букву
— Девочка моя! — растрогался князь Петр, подходя к Анне. — Простишь ли ты меня? Примешь ли?
— Да, да! — воскликнула Анна и в смущении позволила князю Петру обнять себя.
— А я? Я-то что же — стала никто и не нужна никому? — запричитала Полина.
— Шла бы ты отсюда побыстрее, — неласково сказал ей Корф. — Ты теперь птица вольная — езжай, куда глаза глядят, и не возвращайся.
Полина всхлипнула и, утирая рукавом слезы, выбежала из кабинета.
— Удивительная история! — прослезилась Наташа.
— Надеюсь, папенька, больше вы не станете принуждать меня выходить замуж за барона Корфа? — настороженно спросила Лиза.
— Прости и ты меня, — кивнул князь Петр, раскрывая объятия и другой своей дочери. — Я был слеп и безумен. Но это все в прошлом, и по прошествии траура мы отпразднуем сразу две свадьбы!..
— А что намерены делать вы? — тихо спросил Александр, садясь в карету вслед за Наташей, когда, попрощавшись со всеми, они собрались вернуться в Петербург. — Разве мы едем не во дворец? — удивилась она.
— Нет, конечно, нет, — поспешил успокоить ее Александр. — Просто я хотел знать, каковы ваши личные настроения?
— Я все еще не разобралась в своем чувстве к… — начала Наташа и покраснела.
— В своем чувстве ко мне? — Александр пытливо заглянул ей в лицо.
— Я бы хотела остаться верной подругой принцессе Марии, — тихо сказала Наташа. — Она, как я слышала, в скором времени возвращается ко двору, и вы обвенчаетесь с ней.
— Я буду делать все, что требуют от меня интересы государства, ибо только недавно я понял, как это важно — быть для своих подданных государем, — вздохнул Александр.
— А я буду счастлива служить вам, — прошептала Наташа и отвернулась, опасаясь, что Александр заметит слезы у нее на глазах.
За окном проплывал знакомый зимний пейзаж, но что-то неуловимо изменялось в нем. Тени заметно удлинились, снег, пропитанный приближающимся теплом и по-весеннему солнечным воздухом, стал рыхлым и потемнел. Вокруг все наполнилось нежным древесным ароматом, и птицы защебетали. О чем? О любви!..
ЭПИЛОГ
