XII
Высадившись в Африке с малочисленным войском (буря рассеяла корабли, на которых находилось шесть легионов), Цезарь попытался взять Гадрумет, но это ему не удалось. А когда корабли, бросив поблизости якорь, высадили три легиона, император двинулся во главе войск в глубь страны.
В бою при Рупсине, где помпеянская конница, под начальствованием Лабиена, едва не разбила легионы Цезаря, стало ясно, что враг сильнее.
— Отступать, — приказал полководец, — будем ждать ветеранов, иначе мы погибли.
Но Лабиен не давал покоя: он тревожил Цезаря днем и ночью, отбивал обозы и лошадей во время водопоя, жег сено и солому, снимал часовых и караулы. Цезарь думал, что делать. Решив наконец разослать надежных людей в соседние города, он приказывал им:
— Склоняйте города на нашу сторону, работайте над тем, чтобы население восставало против Юбы, не жалейте золота на подкуп, раздавайте оружие бедноте и недовольным…
Недели бежали за неделями.
Сам Цезарь не бездействовал: он объехал мавританских царей — Богуда из Тингиса, Бокха из Иола и старого пирата Ситтия, а затем и вождей кочующих гетулоа, подстрекая их выступить против Юбы и прислать подкрепления. Бокх, Ситтий и вожди гетулов, соблазненные богатыми подарками и обещаниями Цезаря, согласились; колебался один Богул, но Цезарь, тайно увидевшись с царицей Эвноей, маленькой грудастой мавританкой, лестью и хитростью уверил ее в своей любви и просил повлиять на супруга.
Он покинул Тингис, узнав о восстании против нумидийского царя и измене нескольких городов.
«Прибудут ветераны, — радостно подумал полководец, — дадим решительную битву!»
Войска помпеянцев, состоявшие из десяти римских и четырех нумидийских легионов, ста двадцати слонов и большой конницы под общим начальствованием Метелла Сципиона, находились в окрестностях Гадрумета, Рупсины и Тапса.
Два месяца спустя прибыли ветераны, и Цезарь немедленно двинулся к Тапсу.
Стоя на холме, император наблюдал за боем. Зоркими глазами различил он Афрания и Марка Петрея, победителя Катилины, царя Юбу во главе слонов и нумидийской конницы, старого Метелла Сципиона, стоявшего в центре, видел Лабиена и Фавста Суллу, объезжавших его конницу, сыновей Помпея, рубившихся в передних рядах. А потом всё внезапно смешалось — помпеянцы дрогнули.
Цезарь вскочил на коня и, выхватив меч, бросился в гущу рубившихся воинов.
— Враг бежит, — кричал Цезарь, хотя неприятель еще держался, — воины, бейте, рубите злодеев!
Он охрип от криков и, работая мечом, наблюдал за боем. И вдруг увидел побежавшие толпы помпеянцев, услышал рев убиваемых слонов, перед глазами мелькнули Афраний и Фавст Сулла, окруженные всадниками: они бились с мужеством отчаяния. Афраний пал, пораженный в грудь, а Фавст еще держался. Лицо его было окровавлено, лошадь под ним убита. Теперь он сражался, укрываясь за лошадью и за горой трупов.
«Кровь Суллы», — подумал Цезарь, залюбовавшись на мгновенье его храбростью, и крикнул:
— Убить!
Страшное бегство неприятеля окрылило его гордостью: «Легионы Цезаря непобедимы»…
Мчался за бегущими, поражая их и крича воинам не щадить пленных. Искал глазами Лабиена, Юбу, Петрея и сыновей Помпея… Где они? Убиты? Ранены?
Остановил коня.
Поле на большом протяжении было покрыто трупами. Стоны раненых доносились со всех сторон, прерываемые проклятиями на римском, галльском, нумидийском и мавританском языках. Жалобно ржали сбитые с ног, 6к-ровавленные лошади, и надрывно трубили, издыхая, стоны с распоротыми брюхами.
Император повернул шарахнувшегося коня, — раненый помпеянец, привстав, метнул копье: оно пролетело мимо груди полководца.
Цезарь подъехал к упавшему в изнеможении воину. Рука легионария шарила по земле и, найдя меч, сжала его.
— Ты кто? — спросил Цезарь, вглядываясь в искаженное ненавистью лицо.
Помпеянец молчал. Император повторил вопрос.
— Проклятье врагу республики! — хрипло ответил воин, пытаясь приподняться.
Цезарь пожал плечами и, ударив бичом коня, помчался к лагерю, не разбирая на пути убитых и раненых.
Вечером Саллюстий доложил, что Метелл Сципион и Манлий Торкват бросились на меч, а Катон, Лабиен, Петрей, Юба и сыновья Помпея бежали.
— Я узнал, — говорил Саллюстий, — что Катон бежал в Утику, Петрей и Юба — в Заму, а Лабиен и сыновья Помпея — в Испанию.
— Диохар! — закричал Цезарь, — поезжай в Рим с эпистолой к сенату и римскому народу, — и прибавил, обращаясь к Саллюстию: — Победа при Тапсе отдает в наши руки Африку…
«Пока жив Катон — борьба не кончена, — думал он, диктуя письмо скрибу, — и, пока живы Лабиен и сыновья Помпея, я не могу жить спокойно».
На другой день легионы двинулись по дороге в Утику. Цезарь ехал впереди, беседуя с друзьями об одержанной победе. Лицо его было весело.
«Гай Юлий Цезарь, проконсул — благородной Сервилии.
Милостью богов одержана мною победа над помпеянцами. Часть неприятельских вождей погибла, а часть бежала. Но война еще не кончена. Иду на Утику, где старый волк Катон засел в своем логовище. По полученным сведениям Юба и Марк Петрей бежали в Заму, где дикий нумидиец хотел сжечь себя на костре вместе с сокровищами и гражданами, которых решил умертвить. К счастью, Зама заперла перед ними ворота. Тогда свирепый африканец, остановившись в своей вилле, приказал приготовить роскошный обед, желая превратить смерть в опьяняющий пир. После обеда он заставил Петрея драться с ним на мечах и, убив его, повелел любимому рабу заколоть себя. Так кончили свою жизнь убийцы Катилины и жестокий царь, ненавидимый согражданами.
Что нового в Риме? Говорят, Цицерон пишет историю римского красноречия в форме диалога между Брутом, Аттиком и собою. Узнай у нашего Брута, какие мысли он проводит, и сообщи мне. Прощай».
Находясь в нескольких стадиях от Утики, Цезарь получил эпистолу, привезенную эфиопом, которая чрезвычайно обрадовала его:
«Египетская царица Клеопатра из великого рода Лагидов — Гаю Юлию Цезарю, римскому диктатору, императору и проконсулу — горячий привет, лучшие пожелания счастливой жизни и славы во веки веков!
Радостную весть, что ты находишься в Африке, узнала я случайно и спешу сообщить тебе, возлюбленный супруг, величайший муж и владыка мира, что я благополучно родила сына, зачатого от тебя в Александрии, и жажду увидеться с тобой и показать тебе младенца! Помнишь часы, проведенные в моих объятиях? Я отдала тебе всё, что имела, а ты сказал: «Когда стану римским царем, ты будешь римской царицею». А сын? Конечно, он унаследует от тебя корону и власть над Римом. Напиши о своем здоровье. А мы с сыном поручаем тебя покровительству богов и умоляем их о даровании тебе славы, побед и могущества».
Цезарь был растроган.
— Клеопатра, — шепнул он, — о, если бы я был простым человеком, а ты простой женщиной!
На привале он написал краткую эпистолу, припечатал перстнем-печатью Помпея и велел эфиопу мчаться в Александрию.
Известия об успехах Цезаря следовали одно за другим — смерть Катона, присоединение к Риму восточной части царства Юбы под именем «Новая Африка» (западная часть была отдана Бокху), занятие Утики, преследование остатков помпеянских войск, — всё это вызвало в Риме радость одних и злобу других.
Сторонники Цезаря, расценивая эти победы как укрепление своего могущества, потребовали для него
