Затаив дыхание, Октавий смотрел остановившимися глазами на фиал, наполненный вином.
Подошел Бальб и, нагнувшись к императору, зашептался с ним.
— Пусть простят меня царица, друзья и дорогие гости, — вымолвил Цезарь, покидая ложе, — я отлучусь на две клепсы… спешное государственное дело…
В таблинуме дожидался человек, покрытый с ног до головы грязью.
— Ты. Диохар? — вскричал Цезарь. — Что нового?
— Гней Помпей и Лабиен завоевывают Испанию. Спеши, господин, пока не поздно!
— Что? Уж не усомнился ли ты в звезде Цезаря?.. Однако ты прав: с помпеянцами нужно кончить одним ударом и навсегда!
Ходил по таблинуму, покачивая головою: «Отложить парфянский поход ради этих щенят? Но я уже стар и успею ли выполнить, что задумал? В моих руках сосредоточены все государственные магистратуры… Пора принять теперь диктатуру, добиться избрания единственным консулом?..
— Консул без коллеги,[17] — тихо выговорил он, останавливаясь.
— Что прикажешь, господин? — спросил Диохар, не расслышавший его слов.
— Позови Марка Эмилия Лепида…
— Ты прав, Цезарь! — сказал Бальб, когда Диохар вышел. — Так должно быть… Диктатор и единственный консул… Это… это… автократор… монарх…
— И ты, Корнелий Бальб…
— Я, Оппий, Лепид, Октавий и Антоний готовы поддержать тебя…
— И Антоний? — задумался Цезарь. — Но я не могу простить его…
Лепид вбежал в сопровождении Диохара.
— На-днях я принимаю диктатуру, а тебя, Марк, назначаю начальником конницы…
— Но я. Цезарь, управляю ближней Испанией и Нарбоннской Галлией…
— Ничего, я разрешу тебе управлять провинциями при помощи легатов…
— Но сенат…
— Сенат? — побагровел Цезарь. — Что такое сенат? Я сам сенат и делаю, что нужно. Сенат только скрепляет мои распоряжения. — И, успокоившись, прибавил: — Предстоит война с сыновьями Помпея, и ты, Марк Лепид, будешь управлять Италией… Под твоим ведением и под руководством Бальба и Оппия должны находиться восемь городских префектов, которые будут исполнять обязанности преторов и квесторов и управлять казначейством.
Из триклиниума доносились звуки арф, кифар, систров и флейт, иногда нежно пела лира, а Цезарь ничего не слышал, — думал.
Отпустив Бальба и Лепида, он приказал невольнице египтянке вызвать незаметно для гостей царицу. Хмурясь, Клеопатра вошла в таблинум.
— Что тебе нужно? — с раздражением спросила она. — Пир еще не кончился, и я…
— Я хотел предупредить тебя, чтобы ты завтра утром выехала из Рима…
— Гонишь? — вскричала царица. — Меня, дочь Лагида? Меня…
— Тише. Зачем гневаешься? Ты должна покинуть Рим, — начинается война с сыновьями Помпея…
Он хотел обнять ее и проститься, но Клеопатра увернулась со смехом.
— Простимся ночью в кубикулюме, — молвила она. — Рабыня проводит тебя…
Желая до отъезда своего в Испанию сдержать обещание о наделе ветеранов землею, Цезарь, решив возобновить свой аграрный закон, обнародованный в начале триумвирата, приказал произвести розыски в Италии и Цизальпинской Галлии остатков общественных земель, а также полей, купленных у частных лиц.
В обществе распространились слухи, вызывавшие ужас. Нобили, привыкшие не доверять Цезарю, роптали:
— Он лжет, утверждая, что дело в общественных землях!
— Он пошел путями Суллы!
— О горе! Когда, наконец, мы избавимся от диктатуры этого демагога?
Так говорили оптиматы, владевшие крупными участками земель, но, узнав, что слухи преувеличены, несколько успокоились.
А диктатор, не помышляя о страхах нобилей и недовольстве народа (комиции не были созваны), уезжал в это время из Италии. С ним ехали скрибы, которым он решил диктовать своего «Анти-Катона» — книгу, задуманную с той целью, чтобы опровергнуть республиканскую идеологию и нанести ей такой же сокрушающий удар, какой должны были получить помпеянцы в Испании.
XV
Цицерон ухаживал за юной миловидной Публилией, опекуном которой стал после смерти ее отца. Ему исполнилось шестьдесят три года, ей — четырнадцать.
Он знал, что в Риме посмеиваются над разводом его с Теренцией (сплетни о любовной связи ее с Филотимом доводили его до бешенства) и ухаживаниями за Публилией, но делал вид, что ничего не замечает. А Теренция распускала слухи о его любви, однако Тирон опровергая их, доказывая, что Цицерон если и женится, то для того, чтобы поправить свои денежные дела.
Но старик, действительно, увлекся опекаемой девушкой. Смуглая, веселая, она бегала в одной тунике яз атриума в таблинум и в кубикулюм, оживляя дом смехом и песнями. А после свадьбы, отпразднованной в Тускулуме, она подчинила его себе.
Однако, счастливые дни оратора были омрачены столкновениями юной жены с Туллией. Хмурая и раздра-жительная, дочь не могла простить отцу развода с матерью и смотрела на мачеху как на любовницу его. Она задевала ее и жаловалась Цицерону на беспокоившие ее песни Публилии.
Наконец, она слегла и вскоре умерла от тяжелых родов. Велико было горе Цицерона, потерявшего любимую дочь! Он не находил себе места.
— О боги, — шептал он дрожащими губами, — долго ли еще будете наносить мне удары? Почему я должен пережить друзей и родных, остаться одиноким?
— Одиноким? — удивилась Публилия. — Разве у тебя нет любящей жены?
— Увы, Публилия! Я так любил Туллию…
Но Публилия, довольная смертью падчерицы, села ему на колени и сказала:
— Теперь мы заживем, Марк, счастливо и мирно. С начала моего замужества она ворчала и бранилась, и я не видела ни одного тихого ясного дня.
И она запела песню, закружившись в атриуме. Цицерон побагровел.
— Публилия! — яростно крикнул он. — Ты радуешься ее смерти?
Побледнев, Публилия вымолвила сквозь слезы:
— Не кричи. Разве я виновата, что она умерла? Цицерон встал и вышел на улицу.
Несколько дней он не возвращался домой, поселившись у Гиртия, и, наконец, поручил ему отправиться к Публилии с разводным письмом.
Она зарыдала, узнав о решении Цицерона, и стала посылать к нему рабынь с эпистолами, но оратор был непреклонен: радость жены по поводу смерти дочери он считал преступлением и на ее письма отвечал лаконически: «Оставь мой дом». Гиртий, видя его удрученность, предложил ему в жены свою сестру. Но Цицерон грустно покачал головою: — Я достаточно наказан, что женился на юной девушке. Теперь я вижу, что неудобно заниматься одновременно женщиной и философией, потому что страсть, хотя бы и старческая, рассеивает мудрые мысли.