специалисты с высшим образованием, оказались земледельцами умелыми.
В хозяйстве Гришиных весь набор техники, подведено электричество, построены склады-ангары. Урожайность «озимки» в 1993 году – 41, 5 центнера, в 1994-м – 43 центнера. Подсолнечник, гречиха – тоже высокие урожаи. В нашей области братья Гришины если не лучшие, то в первой пятерке лучших самостоятельных хозяев-земледельцев. Но даже они говорят: «Перспектива – туманна. В России в целом не отработана система фермерства. Кабальна налоговая политика. Теперешние начинающие фермеры – это смертники. Нам в 1990 году начинать было легче. Но много, очень много проблем. В этом году исполняется пять лет нашему фермерству. Этот юбилей прибавляет к налогам, которые платили, еще два – подоходный, на землю. Наверное, подсчитаем – прослезимся».
А если уж Гришины «прослезятся», то какими слезами плакать всем остальным фермерам?
Нынешний фермер, для того чтобы продержаться, должен кроме земли иметь какой-то заработок на стороне. Один открывает киоск с ходовым товаром: спиртное, жвачка, сигареты. Другой едет за дешевым углем в Донбасс, а привезет, продаст – вот и барыш.
Реально на фермеров можно рассчитывать лишь в будущем. Фермерство пока лишь пятилетний ребенок-сирота, который для всех обуза. На мой взгляд, его просто терпят как знак перемен.
Итак, на сегодняшний день главный производитель, а точнее, единственный производитель сельхозпродукции – все тот же колхоз. Порою сменивший вывеску, но тот же, по сути, что и десять, и двадцать, и пятьдесят лет назад. С той же организацией: председатель, главные специалисты, бригадиры, учетчики, рядовые труженики; и с той же заинтересованностью: «Не мое!» В районном центре – районное управление сельского хозяйства (оно каждый месяц меняет название, вывески писать не успевают), там – тоже «спецы», пятнадцать ли, двадцать легковых автомобилей, все при деле.
Захожу в районное сельхозуправление, спрашиваю:
– Как дела?
– Давим… руки выкручиваем, но чтобы пары? в каждом хозяйстве не менее… Потому что пары – это…
– Давим… Чтобы сеяли и сеяли… Чтобы подсолнух… Чтобы горчицу… Чтобы просо…
Снова захожу. Опять без дела не сидят. Руководителей «Голубинского» уму-разуму учат: председателя, главного агронома, экономиста.
– Заводите коров. Корова – это молоко, это…
– Заводите свиней. Свинья – это…
– Заводите птицу…
– Не думайте, спокойной жизни вам не будет. Будем давить и давить.
Ухожу, вздыхая. Милые мои «давильщики», дорогие учителя… Разве вы давите? Это лишь так, слова. До вас были давильщики посерьезней: отбирали партбилеты, лепили за «вредительство» сроки. А проку? Что ж о нынешнем дне говорить…
В областном центре – в пять этажей управление. И там тоже без дела не сидят. В Москве и вовсе умных голов хватает. Оттуда руководить труднее, но справляются: проводят «выезд на место», «встречи с тружениками полей и ферм», всероссийские селекторные совещания-«накачки». На одном из таких «селекторных» то ли министр, то ли вице-премьер потребовал: «Надо работать так, чтобы у людей появился блеск в глазах». Смеялись собравшиеся на «узле связи» руководители хозяйств и «спецы» дружно. А потом, при встрече, приветствовали друг друга: «Как с блеском в глазах?»
Пишу об этом вовсе не для того, чтобы посмеяться, позлорадствовать. С уважением отношусь ко многим и многим сельским руководителям, специалистам, которые делают все, что могут, и так, как научены: образованием, опытом работы и жизни. Многие из них – искренни, некоторые – самоотверженны. Вот только проку от всего этого мало.
Колхоз, как уже говорилось, остался прежним «колхозом», порою только сменил вывеску. И законы в нем те же, вековечные: огород – мой, значит, в нем – «все как цветик стоит», растет и пышет, ухоженное, политое; дом – мой, значит, он побелен, покрашен, забор – крепкий; корова – моя, значит, она напоена и накормлена; и в любую засуху в доску расшибется хозяин, ночей спать не будет, в кровавых мозолях будут даже крестьянские, привычные руки, но стог сена будет стоять на подворье. Потому что это – мое.
А вот это – в двух шагах, рядом, но колхозное. Колхозное – не мое. Это было, и это осталось.
То, что рассказываю я о коллективных хозяйствах, – не злонамеренный отбор «негатива» для создания устрашающей картины. Вернусь к словам начальника Главного управления сельского хозяйства и продовольствия нашей области. Сказаны они были в марте 1995-го не с глазу на глаз, а с трибуны:
«На сегодняшний день практически все имущество хозяйств (речь о коллективных хозяйствах области. –
Признание исчерпывающее. Ведь «имущество хозяйств» – это тракторы, комбайны, автомобили, производственные помещения всех видов: молочно-товарные фермы, машинно-тракторные мастерские со всем оборудованием; это – весь скот: коровы, свиньи, овцы.
Когда в прошлых своих заметках я писал: дело кончится тем, что, выдавая кредиты, возврата которых не будет, государство окажется владельцем колхозного имущества, то не думал, что это произойдет так скоро. Но вот он – финал. Все, что нажито трудом нескольких поколений за полвека, – пропало, исчезло, «его нет».
Для людей, далеких не только от села, но и от простой экономики, объясню, что называется, «на пальцах». Представьте себе, что имели вы дом, автомобиль, мебель, посуду. Случилась нужда, стали в банке брать деньги, естественно, под залог этого имущества, потому что «за красивые глаза» деньги дают лишь известным дамам. Брали за миллионом миллион, истратили, к сроку вернуть не можете. Что вас ждет? Конфискация имущества за долги.
В таком вот положении оказалось все наше коллективное сельское хозяйство. Признание было сделано в марте. Потом были новые долги: на проведение весеннего сева, на проведение уборочной. Год выдался засушливый. Урожай – никакой. С него не только с долгами не расплатишься, а в новые влезешь: проводить сев озимых, осеннюю пахоту, зимовку скота, ремонт техники, весенний сев и т. д.
Мне скажут: засуха – стихийное бедствие. А я отвечу: засуха – дело естественное, она в наших степных краях была и будет. Но ведь семь лет, один за другим, погода нас баловала: вовремя – дожди, вовремя – вёдро. Годы были на удивление. Недаром говорили: «Бог перестройке помогает». И что же за эти годы припасли, насколько разбогатели? Весной было сказано: «Имущества фактически нет». А значит, не засуха нас разорила, не слепая безжалостная природа, разорены мы тем же самым традиционным для нас социалистическим методом хозяйствования, умноженным ли, усугубленным безграмотным проведением реорганизации в сельском хозяйстве.
В предыдущих своих заметках писал я: «Долгов своих колхозы не отдадут и к трехтысячному году, их придется списывать».
Что называется, чернила не успели просохнуть, пошло списывание: сначала – в августе, более масштабное – в конце года. Списывали набежавшие проценты на долги, а потом и сами долги, давали долговременную отсрочку, которая не что иное, как списывание долгов. Когда нынче, несколько смутившись тем, что все колхозное имущество уходит за долги и его фактически нет, не желая в это поверить, оставил я свои письмена и пошел в районное управление сельского хозяйства к тамошнему главному экономисту, тот мои резоны с ходу отверг. «Глупости всё это, – сказал он. – Ничего мы не должны… Ну, почти не должны. Рассчитались». – «Как не должны? – не сдавался я. – Здесь два миллиарда кредита, здесь – три. А у тебя прочерки?» – «Это все списано». – «Это не списано, а лишь отсрочено. Позднее, пусть через десять лет, но нужно будет платить».
Мудрый экономист, по прозвищу Гайдар, наставительно сказал мне: «Раз отсрочено – значит, списано. Мы про эти долги уже забыли». – «Тогда, конечно, все в порядке», – согласился я. «Конечно: все в порядке. Это вы всё шумите: черная дыра да черная дыра…»
Конечно, не так все просто, и не дай нынче бог никому руководить колхозом. Добыть деньги, даже свои, кровные, за произведенное молоко ли, мясо, овощи, ох как непросто! И потребитель по копейке отдает. Если отдает. И государство «доить» трудно. Привычной стала картина просящего председателя колхоза: «Горючего – ни капли. Тракторы в борозде стоят. Мазута – ни грамма. Школу и больницу закрывать что ли…» Все это – картина уже привычная. Не от хорошей ведь жизни людям по два года зарплату не платят.
