Только дрожь потусторонних планов,Кто-то резко выключит огни,И они исчезнут, в камень канув.И я сам поставлен под стеклоВысоко, почти под самой крышей,Чтоб сиянье города вошлоВ хрустали моих четверостиший,Чтоб душа могла маячить так,Как реклама на вечерней вышке,То мгновенно прятаться во мрак,То бросать оранжевые вспышки.* * *Юрию БольшухинуПростому камню грубостьОставь, каменотёс,Клади его, как РубенсФазана — на поднос.Пускай щербат и кряжистИ в выбоинах сплошь,Чтоб чувствовалась тяжесть,Когда его кладёшь.Поэт, на стих отважась,Не прыгай налегке,Пусть чувствуется тяжестьТакая же в стихе,Пусть чувствуется грубость,Пусть будет стих щербат,Клади слова, как РубенсКлал в чашу виноград.Тот думает о ближних,Тот знает ремесло,Кто слово, как булыжник,Ворочал тяжело.В ГРИНВИЧ ВИЛИДЖВсю ночь музыкант на эстрадеКачался в слоистом дыму,И тени, по-волчьему, сзадиНа плечи кидались ему.Себя самого растревожа,Он несся в какой-то провалИ нежно во влажное ложеПротяжные звуки вливал.Здесь всякий приятель со всяким,И всякий здесь всякому рад.Артисты, пропойцы, гуляки.Толкаются, пьют, говорят.Над столиком тонкий светильникМелькает в зеленом стекле.Привет тебе, мой сомогильник,Еще ты со мной на земле.Привет тебе, мой современник.Еще ты такой же, как я,Дневной неурядицы пленникНад рюмкой ночного питья.Какая-то тусклая жалостьИз труб серебристых текла.Какая-то дрянь раздеваласьНа сцене ночной догола.Картины кострами сложитеИ небо забейте доской!Не надо уже АфродитеРождаться из пены морской.Не всплыть ей со дна мифологий,И пена ее не родит,Тут девка закинула ноги,