Дурень счастлив, дурень рад, Очарован дурень! Скопом сядут на бугор, Дур своих облапят — И глядят, глядят в упор, Как пылает запад… А когда, сквозь вороха Туч едва наметясь, То и дело полыхал Белым светом месяц, Иль являлся, просияв, Меж ветвей корявых, То у всех семи застав Ахали раззявы: — До чего же он смешон! — До чего потешен! — Да видать, что к небу он На вожже подвешен! Испокон у них в ходу Был такой обычай: Выбирать себе звезду, В небо пальцем тыча. Подымался тут галдёж, Столько было спора: — Петька, эту ты не трожь, Эта — Никанора! И такую чушь несут С видом прекурьёзным! Даже был особый суд По делам их звёздным. Надевал судья колпак. И хитон лазурный. (И судья-то был дурак, И судились дурни…) Плел судья такую речь И такое ляпал, Что от смеха просто лечь Можно было на пол. Всех смешил он под конец, От его словечек Хохотал вовсю истец, Хохотал ответчик, Прокурор и адвокат, Секретарь и стражник, Хохотала, севши в ряд, Дюжина присяжных. Так, хватаясь за бока, Хохотали хлестко, Что со стен и потолка Сыпалась известка! Хохотали крепко, всласть, Хохотали густо, Из-за хохота упасть Умудрилась люстра! Хохот-грохот, хохот-взрыв, Хохот до упаду, Хохотали, обвалив С хоров балюстраду! В смехе вздулся так один, Ерзая на стуле, Что срывались со штанин Пуговицы пулей, У него трясло живот Смехом приглушённым, Как будильники трясёт На рассвете звоном!
