И, подымаясь руслом,я слышу, как время с хрустомломается изнутри.Я время пробью — и двинусьтуда, где идут впереди наснароды, царства, цари.НЕВОЗВРАЩЕНЕЦЭмигранты, хныкать перестаньте!Есть где, наконец, душе согреться:Вспомнили о бедном эмигрантеВ итальянском городе Ареццо.Из-за городской междоусобицыОн когда-то стал невозвращенцем.Трудно было, говоря по совести,Уцелеть в те годы во Флоренции.Опозоренный и оклеветанныйВражескими ложными наветами,Дважды по одним доносам грязнымОн заглазно присуждался к казни.В городе Равенне, на чужбине,Прах его покоится поныне.Всякий бы сказал, что делу крышка,Что оно в веках заплесневело.Но и через шесть столетий с лишкомОн добился пересмотра дела.Судьи важно мантии напялили,Покопались по архивным данным.Дело сочинителя опальногоУвенчалось полным оправданьем.Так в законах строгие педантыРеабилитировали Данте!На фронтонах зданий гордый профиль!Сколько неутешных слез он пролилЗа вот эти лет шестьсот-семьсот…Годы пылью сыпались трухлявой.Он давно достиг уже высотМировой несокрушимой славы.Где-нибудь на стыке шумных улицВ небольшом пыльно-зеленом сквереОн стоял, на цоколе сутулясь,Осужденный Данте Алигьери.Думал он: в покое не оставят,Мертвого потребуют на суд:Может быть, посмертно обезглавятИль посмертно, может быть, сожгут.Но в двадцатом веке, как ни странно,Судьи поступили с ним гуманно.Я теперь смотрю на вещи бодро:Время наши беды утрясёт.Доживем и мы до пересмотраЧерез лет шестьсот или семьсот.* * *Вот мои комнаты светлые, ясные.Окна с огромными ветками ясеня.Ваза на столик поставлена с розами,В гости ко мне все друзья мои позваны.Слышно, как ветки за окнами возятся.Только у двери ни стука, ни возгласа,Только уж слишком светло и торжественно,Слишком возвышенно небо развешено,Слишком он холоден, свет этот брызнувший,Слишком прозрачный и слишком он призрачный,