Я припомнила, что говорила Сельма. Кажется, у Бьянки есть больная сестра, о которой Бьянка заботится.
Глаза Бьянки блестели. Она моргнула, и я вдруг поняла, что она пытается сдержать слезы. Может, подойти к ней и обнять?
– В чем дело? – спросила я как можно ласковее. Ее лицо тут же стало привычно непроницаемым, и вместо ответа на мой вопрос она повторила:
– Где ваш пылесос?
– Бьянка, – сердито произнесла я. – Нельзя пылесосить так рано. Вы всех разбудите.
– Кто здесь? – Похоже, она удивилась.
– Моя мама, помните, вы с ней встречались. И моя подруга Кэт. Она очень устала. Мы должны дать ей поспать. Она на самом верху. Не спешите туда с уборкой.
– Где спит эта леди? Она снова жить у вас.
Я задумалась. Наконец я поняла, о ком она говорит.
– Анжела уехала.
– Куда она уехала?
– Бьянка, я не знаю. Почему вы пришли так рано? Она пожала плечами, словно это очевидно.
– Я убираюсь у вас, потом убираюсь у мисс Сельмы. Да, это логично. Она втиснула меня до Сельмы.
Она не могла прийти к нам после, потому что ей надо вернуться домой и ухаживать за сестрой. И тут мне в голову пришла интересная мысль.
– Бьянка, у Сельмы есть сестра в Нью-Йорке?
– У мисс Сельма нет сестра или брат, мама или папа. Мисс Сельма совсем одна.
– У нее есть Базз. – Я ждала, что по этому поводу скажет Бьянка.
– Иногда. – Что ж, интересный ответ.
– О, вы имеете в виду, что они встречали Рождество порознь? Но это потому, что ее не было в Лондоне. Вы знаете, куда она ездила? – небрежно бросила я, не глядя на нее и делая вид, будто слушаю вполуха.
– Она быть на побережье.
– Побережье? Пляж? Она ездила на побережье Нью-Йорка? Я думала, она ездила на Манхэттен.
– Нет, – сказала Бьянка. – Не Нью-Йорк.
– Вы уверены?
– Да, я уверена. Она присылала мне открытку. Вот, я показать вам.
Она вытащила открытку из сумки, где явно хранилась куча интересных вещей. Я взглянула на фотографию клочка суши под каким-то утесом. Это может быть, где угодно. Я перевернула открытку и прочитала название места. Где-то в Девоне, но я никогда о нем не слышала. Почтовая марка это подтверждала, а судя по дате, открытку отправили прямо перед Рождеством. Значит, Сельма солгала насчет Нью-Йорка. Все это время она находилась в Англии и тридцать первого декабря запросто могла вернуться из Девона в Лондон.
Я прочла текст.
«Но я сделаю очень многое». Что она имела в виду?
Бьянка внезапно выхватила у меня открытку и спрятала ее в сумку. Затем сняла куртку и осталась в юбке, джемпере и переднике с кричащим цветастым узором.
– Я начинаю работать, – объявила она.
Мне ничего не оставалось, как показать ей, где хранятся моющие средства, и шкафчик под лестницей, где обитал пылесос. К моему ужасу, невзирая на мои пожелания – или из-за них, – она начала пылесосить в ту минуту, как я поднялась наверх.
Секунду спустя на лестничную площадку выскочила мама.
– Что происходит? – Почти сразу к ней присоединилась Кэт. Они стояли на лестнице в одинаковых ночных рубашках с розочками, и я даже не сразу сообразила, что мама, наверное, одолжила Кэт одну из своих.
– Бьянка начала работать, – объяснила я.
– Что ж, я пойду вниз и остановлю ее, – заявила мама. – Это смешно.
Кэт была в слезах. Неужели она проплакала всю ночь? Я отвела ее наверх, помогла ей лечь в постель и предложила чаю, но она покачала головой и отвернулась.
