Комманданте. Ничего подобного. Ничуть. Единственное, что я хочу слышать, это — милый сердцу рев авиамоторов (издает стон, Мария что-то проделывает под столом).
Роберт. Мое темя! Мой родничок! О, подлая природа! Опять она терзает мою голову. А тем временем ангелы раздувают паруса искусства.
Комманданте (обращается к Аэли. Издав короткий стон, он как-то меняет положение головы ребенка). Прежде мы приглашали сюда прекраснейших дам из высшего общества, чтобы они надкусывали фрукты. Затем надкушенный плод за большие деньги продавался на аукционе в пользу сиротских домов и Красного Креста. Мужские губы расширяли маленькую ранку на яблоке. Немалые деньги платили и за то, чтобы утолить жажду, испив из пригоршней прекрасных женщин. А какие суммы выкладывались за удовольствие вытереть дамские ручки о чью-нибудь светловолосую бороду. Однажды я получил из рук графини Луколи — не помню уж, сколько это стоило — гаванскую сигару, которую она предварительно согревала у себя подмышкой.
Клара (ужасаясь). Фу! Какая гадость! (Аэли заходится воркующим смешком, Луизе приходит в голову вытереть руки о Комманданте, но тот дает ей затрещину. Карлотта опять танцует.)Куда вы дели мою дочь?
Комманданте. Да, куда же это я дел Марию? В самом деле, куда? Ты не знаешь, Аэли?
Аэли. Понятия не имею.
(Другие женщины, перебивая и заглушая друг друга.)
Правда, куда? Где она? Вот незадача!
Комманданте. (Кларе). Интересно, что вы делаете в своей постели, одна-одинешенька и раскинув ноги! Я жду ваших сладких поцелуев, ведь вы говорили мне, что предпочитаете, чтобы вас целовали в подмышки и во все такое прочее.
Клара. Самка кличет детеныша: Мария! Мария! (Кричит.)
(Мария под столом задыхается в складках одежды и драпировки.)
Мария. Я здесь, мама.
(С воплем ярости Клара бросается под стол и вытягивает за ноги слегка помятую дочку, при этом видны ее трусики, что приводит в восторг Комманданте.)
Клара (с пафосом). Так оплатите же… симфонию! Отдайте… дань… мелодии!
Комманданте (Кларе). Да ведь ваш Роберт ни на что уже не способен из-за коллапса чувств! А если бы что и сотворил, то ему бы следовало бежать от большой публики, как от той страшной болезни, которая в конце концов настигла его. Я, поэт Габриэль Д'Аннунцио, имею свое кредо: быть единственным и неповторимым экземпляром, посвященным неповторимой женщине и не признающим никаких гонораров, кроме любви. Истинный поклонник моего искусства не тот, кто покупает мои книги, но тот, кто любит меня. Лавр служит лишь для того, чтобы манить мирту.
Клара (в отчаянии, Роберт радостно смеется). А слава? Мировая слава!
Комманданте. Приходит лишь после смерти, что известно каждому школьнику. При жизни, стало быть, не вкушаема. Увы, увы.
Клара. Но наше финансовое положение!
Комманданте. Может быть мгновенно поправлено самозабвенным актом плотской любви, моя дорогая.
Клара (рыдает). Но ведь этак плоть выдержит от силы недели две.
Комманданте. Пожалуй. Искусство будет подолговечнее, доложу я вам.
Мария. Это самолет? (Идет к огромному корпусу и с любопытством трогает его пальцами.)
Комманданте. Сейчас же отойди от машины. Ее надо беречь как зеницу ока! Это не игрушка. Даже женщины, эти бессознательные существа, выдерживают стихию автоматизма, но они никогда не узнают, что такое автоматизм собственных крыльев. Только мужчине дано быть машиной в машине и, сросшись с мотором, рассекать волны моря или взмывать в небо.
(Изумленные женщины вокруг него издают восторженные восклицания. Роберт по непонятным причинам становится вдруг необычайно живым и задорным, в момент просветления он хватает обоих санитаров и сталкивает их головами так, что они, как два мешка, очумело оседают на своих стульях. Руки Карлотты порхают. Никто не обращает на нее внимания. Луиза тихо и по-свински набивает себе рот, потом мажет лицо Комманданте шоколадом, так что оно кажется испачканным в дерьме. Луиза пьяно хихикает. Комманданте рассеяно пощипывает Луизу, но не спускает глаз с немецкой пары.)
Роберт (вполне здраво). После вашей притчи с машиной, господин полковник, мне вдруг стало ясно, насколько моей жене Кларе всегда было недоступно самостоятельное музыкальное творчество, магия искусства. Она не могла даже определить границу между разумом и безумием. Я же каждый день перехожу эту границу, туда и обратно, туда и обратно. Тайна умопомрачения остается для нее за семью печатями. Ибо оно беззвучно. Она даже не знает толком, как ей быть с собственной творческой немощью. Тут ничем не помочь. Ни эмоциональной разрядкой. Ни бессмысленным бегом по лесам и парковым дорожкам. Она и по сей день не может уразуметь, что уже сама мысль о гениальном творении неизбежно выдыхается в наборной кассе звуков (смеется добродушно, но осмысленно). Единственным итогом ее композиторских потуг было неуклонное угасание сексуальной привлекательности в моих глазах. (Добродушно треплет бубнящие головы обок от него.)
Клара (холодно). Всякий, кому я не безразлична, думает обо мне не как брат о сестре или как друг о подруге, а как паломник о далеком алтарном образе!
(Роберт снова впадает в безумие, непотребным образом бросается на пол и начинает кусать ковер. Санитары все еще несколько обалдело пытаются утихомирить его. Роберт пронзительно визжит на полу. Едоки вскакивают со своих мест, чтобы насладиться зрелищем, Комманданте снова привлекает внимание Марии, подманивая ее чем-то в поднятой руке, она подпрыгивает, силясь что-то заполучить, он поднимает руку все выше, наконец Аэли подхватывает девочку и помогает ей дотянуться до приманки. Девочка с радостным криком разглядывает предмет и целует Комманданте, тот шепчет ей что-то на ухо. Малышка заливается счастливым смехом. Он целует ее. Луиза вновь вскакивает в приступе ревности и хочет вмешаться в ситуацию, но Аэли осаждает ее, ловко забив ей рот виноградной кистью, Луиза полузадушенно хрипит и обессиленно опускается.
Роберт (визгливо). Я — ужасное, но милое дитя — enfant terrible. Я совсем недавно услышал это слово. Теперь я его очень хорошо понимаю! (Поет несколько тактов опереточной мелодии.)
Луиза (заглатывает наконец гроздь и дает волю ярости). Это — Я! Это я — enfant, то самое дитя! Я уже подробно объяснила, почему.
Роберт (ребячливо). Нет, я! Нет, я!!! Первый раз, когда я был почти уверен, что лишился рассудка, Клара как раз превращалась из ребенка в девушку. Врач сказал мне: ищите жену, которая быстро излечит вас. Я выбрал Эрнестину фон Ф., свою первую здравомыслящую невесту, но потом пренебрег ею ради Клары, этой виртуозной гиены. (Визгливо хохочет.) С тех пор как я ее знаю, я только и занимаюсь тем, что беспрерывно замышляю какие-то небывалые музыкальные фразы, и вот вам наконец начало моей новой симфонии! (Поет первые такты какого-нибудь хрестоматийного концертного шлягера, например, «Дунайского вальса»
