В этот момент присутствие директора потребовалось для разрешения какого-то мелкого внутреннего конфликта, а так как Курран явно не собирался больше ничего рассказывать, Бодейкер решил уйти.
– Говорят ли тебе что-нибудь слова «дело Ширли»? – спросил Бодейкер по пути в отель.
– Абсолютно ничего.
– Мне кажется, я об этом слышал, но никак не могу вспомнить, что именно. Уголовное дело? Судебный процесс здесь, в Эдинбурге?
– Я ничего не знаю ни о каких судебных процессах.
– А ты ничего и не должен помнить, если все это происходило, когда тебе было четыре года и ты даже не умел говорить. Это просто поразительно… ты никогда не смог бы получить диплом с отличием, если бы был умственно отсталым.
– Однако я вполне могу в это поверить. Ты ведь помнишь, что я был никудышным оратором? Я всегда гораздо легче общался на французском или немецком, а эти языки дети начинают изучать только в одиннадцать или двенадцать лет.
Бодейкер был явно взволнован, и Флетчер сделал то, чего он обычно в таких ситуациях не делал – загородился от него мысленным экраном. Теперь они в любом случае ничего больше не могли сделать до завтрашнего дня, когда они смогут попасть в архивы местных газет.
Флетчер неудачно выбрал газету, потому что «Курьер» был основан только в 1937 году.
– Мы стали выходить вместо старых «Рекламных Известий», – сказала библиотекарша, молодая, симпатичная девушка, – но у нас нет полных подшивок.
Здесь есть только вырезки.
– Может быть, для меня это будет даже лучше, – заметил
Бодейкер, разглядывая длинные металлические полки, забитые конвертами с надписями. – Насколько я понимаю, все вырезки на одну тему собраны вместе? Так, наверное, намного проще найти то, что нужно, чем копаться в толстенных томах переплетенных газет.
– Вы можете брать любые вырезки, – пожав плечами, ответила девушка, – только выносить отсюда ничего нельзя.
– Конечно, мне просто требуется кое какая информация.
– По какому вопросу?
– Меня интересует дело Ширли.
– Ах, вот оно что. – Как выяснилось, девушка хорошо знала свою библиотеку. – Если вы хотите знать историю со всеми подробностями, вам следует обратиться в «Мэйл» или «Ньюс». «Рекламные Известия», как вы, вероятно, знаете, были весьма старомодной газетой, однако, они не слишком заботились о своих архивах. Я бы с удовольствием привела их в порядок, но у меня нет времени. Так, может быть, вы отправитесь в «Мэйл» или «Ньюс»?
– Вы очень любезны, – улыбнувшись, сказал Бодейкер. – Возможно, мне окажется достаточно той информации, которую я смогу получить у вас.
Через минуту девушка вручила ему толстый конверт, пожелтевший от времени, и еще один, более тонкий – очевидно, это был конверт из более свежих архивов самого «Курьера».
Бодейкер присел за столик в углу комнаты, чтобы не мешать работе библиотекаря, редакторов и репортеров, которые часто заходили в библиотеку за какой-нибудь справкой. На более тонком конверте было написано:
СЭР ЧАРЛЬЗ ШИРЛИ;
1878 – СМОТРИ ЭДИНБУРГСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ;
ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ;
ОККУЛЬТНЫЕ НАУКИ;
УМСТВЕННЫЕ РАССТРОЙСТВА;
ДЕЛО ШИРЛИ.
На втором конверте было просто написано: ДЕЛО ШИРЛИ.
Бодейкер еще раз посмотрел на дату и пустое место вслед за тире.
– Это должно означать, что он все еще жив! – взволнованно подумал он.
– Значит, ему уже за девяносто? Гораздо более вероятно, что они забыли поставить дату смерти на конверте.
Бодейкер, держа в руках конверт, поспешно подошел к библиотекарше.
– Извините, пожалуйста, мисс. Означает ли это, что сэр Чарльз Ширли все еще жив?
– Ну, это только означает, что о его смерти не сообщалось в газетах.
– Вы уверены?
– Конечно уверена. Если бы в газетах промелькнуло сообщение о его смерти, этот конверт был бы автоматически перенесен в другую секцию.
– Еще раз благодарю вас. – Бодейкер торопливо вернулся к своему столику и открыл конверт.
Сэр Чарльз Ширли, один из ведущих специалистов по Древней Греции, работал в Эдинбургском Университете до 1923 года.
