поставщика. Их дни как экспортера нефти истекали. Но все же слова Де Гольера были не простой эпитафией. Они были предвидением драматического перераспределения сил в нефтяной промышленности, которое станет оказывать глубокое влияние на ход мировой политики.
Британское правительство давно принимало участие в политической жизни и добыче нефти на Ближнем Востоке, но Соединенные Штаты в значительной степени все еще игнорировали этот регион. Столь осторожный подход и повлиял на то, что объем добычи нефти на Ближнем Востоке оставался небольшим. В 1940 году регион, включающий Иран, Ирак и весь Аравийский полуостров, производил меньше 9 процентов мировой нефти, а Соединенные штаты – 63.
Однако даже тогда находились люди, видевшие, что „центр притяжения“ перемещается. Весной 1941 года Джеймс Терри Дьюс, вице-президент „Касок“ писал Де Гольеру, что он „все пристальнее вглядывается в Персидский залив“ и что „месторождения, находящиеся в этом районе, совершенно отличаются от американских, даже восточно-техасских. Количество нефти невероятно, и мне приходится часто протирать глаза и говорить: „Такого зверя не бывает“.
Но в это время страны Оси вели наступление в России и Северной Африке, и оставалась угроза для Ближнего Востока. Вследствие этого постоянно сокращающееся число американцев, те самые „сто“, занимались главным образом не развитием месторождений, а, наоборот, разработкой планов, как уберечь скважины (залив их цементом) в случае бомбежки или уничтожить их в случае наступления немецкой армии. По той же причине и в Кувейте, и в Ираке заглушались скважины, что делалось по согласованию с британскими и американскими военными и политическими властями.
Более того, менялись американские ориентиры в отношении Саудовской Аравии и Ближнего Востока. Толчок к этому, как и 10 лет назад, в начале тридцатых, дало резкое снижение числа паломников в Мекку и новый финансовый кризис в Саудовской Аравии. На этот раз не экономическая депрессия, а война явилась причиной прекращения потока паломников. Положение усугубилось засухой и вследствие этого – неурожаем. Традиционные отрасли промышленности, такие как изготовление холодного оружия и кожевенное дело, не могли компенсировать потери. К 1941 году Ибн Сауд снова столкнулся с финансовым кризисом. Королю пришлось посмотреть в лицо жестокой реальности. В разговоре с одним американцем в 1942 году он объяснял: „У арабов есть религия, а у союзников – деньги“.
Таким образом, Ибн Сауд был вновь вынужден обратиться за помощью к англичанам, в зоне политического влияния которых он действовал, и к компании „Касок“, а также к двум ее „американским родителям“ – „Стэндард оф Калифорния“ и „Тексако“. Нефтяные компании не хотели больше давать займы под будущую продукцию, особенно когда сама нефтедобыча почти прекратилась, но они и не желали рисковать концессией. Возможно, Вашингтон пришел бы на помощь. Были предложения оказать некоторую поддержку в рамках ленд-лиза, программы военной помощи. Но по решению конгресса помощь по ленд-лизу выделялась только „демократическим союзникам“. К сожеланию, Саудовская Аравия была королевством, а не республикой, и в отличие, скажем, от короля Англии Ибн Сауд не был конституционным монархом. Наконец после долгих споров Рузвельт решил не предоставлять никакой помощи. „Скажите англичанам, – инструктировал он одного из своих помощников в июле 1941 года, – что я надеюсь, они позаботятся о короле Саудовской Аравии. Это для нас далековато“.
Британия действительно пришла на помощь, предоставив, помимо всего прочего, только что отчеканенные монеты на кругленькую сумму в 2 миллиона долларов. Британские субсидии должны были еще значительно возрасти. Однако американские нефтяники пытались внушить королю Ибн Сауду, что эта британская помощь на самом деле была американской, потому что Британия в свою очередь получала помощь из Америки. Это означало, объясняли нефтяники, что помощь реально поступает из США, только опосредованно.
Вступление Америки в войну в 1942 и 1943 годах повлекло за собой переоценку значения Ближнего Востока, основанную на новом подходе Вашингтона, не разделявшегося, однако, всеми нефтяными компаниями. Нефть была признана главным стратегическим военным продуктом и главным продуктом, определяющим национальную мощь и международное влияние. Если и был единственный источник, на основе которого формировалась военная стратегия стран Оси, то это была нефть. И победить их можно было только тем же оружием, то есть нефтью. Соединенные Штаты почти единолично снабжали нефтью союзные войска, выкачивая свою нефть в невиданных до сих пор количествах. Стал расти страх, что нефти не хватит. Это был очередной период пессимизма по поводу положения Америки в области нефтедобычи, подобный тому, что пал на конец Первой мировой войны. Но из-за войны выход нужно было искать немедленно. Что означала бы для безопасности Америки и ее будущего широкомасштабная длительная нехватка нефти?
Конец двадцатых – начало тридцатых годов ознаменовались многочисленными открытиямисовершенно новых месторождений и новыми открытиями на уже известных. Однако уже с середины тридцатых годов, хотя „ревизии и дополнения“ уже существующих месторождений шли полным ходом, обнаружился резкий спад в выявлении новых месторождений. Распространилось мнение, что в будущем новых открытий станет значительно меньше, поиск новых месторождений станет более трудным и дорогостоящим. Стремительное сокращение новых открытий ошеломило и испугало тех, кто отвечал за топливо в мировой войне. „Начинает действовать закон убывающей доходности, – сказал директор по ресурсам Военного управления нефтяной промышленности в 1943 году. – Поскольку новые нефтяные месторождения не формируются, число их установилось, рано или поздно запасы истощатся“. Для Соединенных Штатов, добавил он, „дни процветания на ниве открытий нефтяных месторождений по большому счету уже принадлежат истории“.
Министр внутренних дел Гарольд Икес разделял эту точку зрения. Название опубликованной им в декабре 1943 года статьи ни у кого не оставило в этом сомнения – „У нас кончается нефть!“. В ней „Старый скряга“ „зловеще предупреждал, что „если будет третья мировая война, то использовать придется не американскую нефть, а какую-нибудь другую, потому что у Америки ее не будет… Американская корона, символ самой могущественной нефтяной империи в мире, съезжает набок“.
Такие неутешительные исследования могли привести только к одному выводу. Хотя нефть еще лилась из американских портов на все фронты войны, судьба готовила Соединенным Штатам трансформацию исторического масштаба не без последствий для государственной безопасности, – возобладание импорта нефти над экспортом. Пессимизм в отношении американских нефтяных ресурсов на случай войны породил концепцию, ставшую известной, как „теория консервации“. Она состояла в следующем. Соединенным Штатам, а именно правительству, необходимо взять под контроль и разрабатывать зарубежные нефтяные запасы, чтобы снизить добычу собственного сырья, законсервировать внутренние ресурсы для будущего, гарантируя тем безопасность Америки. Даже республиканцы, поборники частного предпринимательства, призывали правительство к прямому участию в иностранных концессиях. Как утверждал известный республиканский сенатор Генри Кэбот Лодж, „история не дает нам уверенности в том, что только интересы частного предпринимательства адекватно отвечают защите национальных интересов“. А где же было найти эти иностранные ресурсы? Ответ был только один. „Во всех исследованиях сложившейся ситуации, – говорил Герберт Фейс, советник по экономическим вопросам государственного департамента, – карандаш удивительным образом указывает на одну и ту же точку, одно и то же место – Ближний Восток“7.
Таким образом, американские политики, пусть с опозданием, но пришли к тому же выводу, которым руководствовалась и Великобритания в своей нефтя ной политике с конца Первой мировой войны, а именно – выводу о ключевом значении Ближнего Востока. И вот здесь-то, наряду с доверием друг другу в условиях военного сотрудничества, у союзников, появились серьезные взаимные подозрения. Британцы боялись, как
