– Катись домой. Слюнтяй. Нечего тут торчать, если тебя не звали.
Когда она его отпустила, он, поджав хвост, медленно побрел по улице. Но до дому не дошел. Зайдя за угол, он уселся на обочину и стал глазеть, думая, что Мик его не видит.
На минуту ей как будто стало легче оттого, что она чуть не вытрясла из Слюнтяя душу. Но тут же в ней заговорила совесть, и она разрешила мальчику вернуться. Все дело портили взрослые ребята. Просто хулиганье, такой наглости она еще не видала. Вылакали весь пунш и превратили настоящую вечеринку в сумасшедший дом. Хлопают парадными дверьми, вопят, толкаются. Она подошла к Питу Уэллсу, он вел себя хуже всех. Напялил футбольный шлем и бодался. Питу было верных четырнадцать, хотя он до сих пор сидел в четвертом классе. Она подошла к нему, но Пит был чересчур здоровенный парень, его не очень-то потрясешь, это тебе не Слюнтяй. Когда она велела ему идти домой, он зашаркал и попытался ее боднуть.
– Я побывал уже в шести штатах: во Флориде, в Алабаме…
– Оно из серебряной парчи, с широким поясом…
Вечеринка была загублена. Все говорили разом. Приглашенные из профессионального училища перемешались с шайкой соседских ребят. Но мальчики и девочки по-прежнему стояли отдельными кучками, и никто не желал гулять. Лимонад был тоже выпит до капли. На дне осталось немножко воды, в которой плавали лимонные корочки. Папа был чересчур щедрый – наливал всем, кто подставлял стакан. Когда Мик вошла в столовую. Порция разносила бутерброды. Через пять минут их не стало; Мик достался только один – с заливным, и то хлеб в нем размяк от розовой подливки.
Порция осталась в столовой – ей хотелось посмотреть, как веселятся ребята.
– Тут так весело, даже уходить не хочется, – заявила она. – Послала сказать Длинному и Вилли, пусть сегодня погуляют одни, без меня. Такая тут идет кутерьма – посмотрю, чем все это кончится.
Кутерьма – вот это точно. Мик и сама чувствовала, что в комнате, и на крыльце, и даже на улице – повсюду царит какая-то бесшабашность. Да ей и самой море было по колено. И не только потому, что на ней взрослое платье, и, когда взглянула в зеркало под вешалкой, она показалась себе очень красивой, с румянами на щеках и тиарой из искусственных бриллиантов в прическе. Быть может, все дело в шикарном убранстве и в том, какая уйма школьников и вообще ребят набилась в дом.
– Смотрите, как бежит!
– Ох! Брось…
– Ты что, маленькая?
По улице, подобрав подолы, неслась стайка девочек; их волосы развевались на бегу. Несколько мальчишек нарезали из юкки тонкие копья и гнали ими девчонок. Как не стыдно – взрослые ребята из профессионального, вырядились на вечеринку, а ведут себя как малыши! В этой погоне была и игра, и что- то вовсе нешуточное. К Мик подошел мальчик с палкой, и она тоже пустилась бежать.
Вечеринке теперь конец. Она превратилась в обычную уличную игру. Но такой буйной ночи Мик еще не видывала. И виноваты в этом были соседские ребята. Они были как зараза: стоило им прийти на вечеринку, и ее гости забыли, что они старшеклассники и уже почти взрослые люди. Вот такое настроение бывает, когда вечером идешь мыться: хочется всласть поваляться в грязи на заднем дворе, прежде чем влезешь в ванну. Все вдруг превратились в разбушевавшихся детей, которые затеяли дикие игры в субботний вечер, а ей хотелось бушевать больше всех.
Она орала, толкалась и первая кидалась опрометью во всякую новую шалость. Она так шумела и так носилась, что ей некогда было замечать, что делают другие. Она вытворяла бог знает что и совсем запыхалась.
– Канава на том конце улицы! Канава! Канава!
Она первая бросилась туда. В конце квартала под мостовой проложили новые трубы, вырыв для этого мировую канаву. Плошки, горевшие по краям, ярко алели в темноте. Лезть вниз ей было некогда. Она добежала до колеблющихся на ветру огоньков и прыгнула.
Будь на ней теннисные туфли, она бы встала на ноги, как кошка, но в лодочках на каблуках она поскользнулась и животом шлепнулась о трубу. У нее перехватило дух. Она так и осталась лежать с закрытыми глазами.
Вечеринка… Мик с трудом вспоминала, как она себе все это представляла еще утром, какими неприступными ей казались новые соученики по училищу. И та компания, с которой ей хотелось водиться. Теперь она будет чувствовать себя на переменках совсем иначе, теперь она знает: вовсе они не какие- нибудь особенные и ничем не отличаются от других ребят. Ну и пусть вечеринка не удалась. Теперь уже все. Ничего не поделаешь.
Мик вылезла из канавы. Какие-то ребятишки играли возле горящих плошек. Пламя багрово отсвечивало, и вокруг лежали длинные зыбкие тени. Один из мальчишек сходил домой и надел маску, припасенную для Дня всех святых. Вечеринка продолжалась, только теперь она была другая.
Мик медленно побрела к дому. Проходя мимо ребят, она даже не поглядела в их сторону, ей не хотелось с ними разговаривать. Гирлянды в прихожей были сорваны, и дом казался совсем пустым – все убежали на улицу. В ванной она сняла голубое вечернее платье. Подол был оборван, и она сложила платье так, чтобы драного места не было заметно. Тиару из искусственных бриллиантов она потеряла. Ее старые шорты и рубашка валялись там, где она их бросила, – на полу. Мик переоделась. Она уже слишком взрослая, чтобы носить шорты. Завтра она их не наденет. И вообще больше никогда.
Она вышла на крыльцо. Лицо ее без румян казалось очень белым.
Она сложила у рта руки корабликом и набрала воздуху.
– Идите все домой! Дверь заперта! Вечеринка кончилась!
Она снова осталась одна в тихой таинственной ночи. Было еще не поздно: желтые квадраты освещенных окон горели вдоль улиц. Она шагала медленно, засунув руки в карманы и склонив голову набок. Шла долго, не замечая, куда идет.
Потом дома раздвинулись, потянулись сады с высокими деревьями и черным кустарником. Оглянувшись, она увидела, что стоит возле дома, к которому так часто ходила этим летом. Ноги сами привели ее сюда. Она подождала, проверила, не видит ли ее кто-нибудь. Потом прошла через сад.
