– Раз ты все уже решил, давай рассказывай мне о вон тех подарках.
Подарки, которые будут розданы на рождество, лежали на кухне. Тут были бумажные кульки с бакалеей и одеждой, к которым были пришпилены красные рождественские открытки. На елку приглашались все желающие, но те, кто заранее хотел сообщить о своем намерении, заходили (либо просили кого-нибудь из друзей) записать свое имя в гостевой книге, лежавшей на столе в передней. Кульки были навалены на полу. Их было штук сорок, и размер каждого из них определялся потребностями получателя. Некоторые подарки представляли собой небольшие пакетики орехов или изюма, другие – целые ящики, которые с трудом мог поднять взрослый мужчина. Кухня была заставлена вкусными вещами. Доктор Копленд остановился в дверях, и ноздри его раздулись от гордости.
– По-моему, ты в этом году все приготовил на славу. Люди и взаправду расщедрились.
– Капля в море. И сотой доли нет того, что нужно.
– Вот ты всегда так! Я ведь вижу, отец, ты рад-радехонек, а показывать это боишься. Лишь бы поворчать. Тут чуть не целый бушель гороха, двадцать мешков муки, около пятнадцати фунтов грудинки, барабулька, семь десятков яиц, овсянка, банки с томатами и персиками. А сколько яблок, и больше двух десятков апельсинов! Не говоря о разной одежде. И два матраса, и четыре одеяла. Вот это да!
– Капля в море.
Порция показала на большой ящик в углу:
– Ну а с этим что ты будешь делать?
В ящике был всякий хлам: кукла без головы, грязные куски кружева, кроличья шкурка. Доктор Копленд добросовестно изучил каждый предмет.
– Ничего не выбрасывай. Все пойдет в дело. Это подарки наших гостей, у которых не нашлось ничего лучшего. Потом я все это на что-нибудь употреблю.
– Тогда, может, ты осмотришь ящики и мешки, чтобы я могла их завязывать? В кухне прямо не повернешься. Пора бы уж подойти и гостям. А подарки я перетаскаю на черный ход и во двор.
Солнце взошло. День сегодня обещал быть ясным, холодным. Кухня дышала сытными, пряными запахами. На плите закипала кастрюля с кофе, а вся полка в шкафу была заставлена кексами, покрытыми глазурью.
– И ни крошечки от белых. Все от цветных.
– Нет, – возразил доктор Копленд. – Это не совсем верно. Мистер Сингер пожертвовал чек на двенадцать долларов, чтобы купить уголь. Я его пригласил прийти.
– Господи Иисусе! – воскликнула Порция. – Целых двенадцать долларов!
– Я счел возможным к нему обратиться. Он совсем не такой, как другие люди арийской расы.
– Ты прав, – сказала Порция. – А я вот все думаю о нашем Вилли. Как бы я хотела, чтобы и он повеселился тут, на елке! А еще больше – письмецо от него получить. Мучает это меня. Да ладно! Чего уж нам с тобою болтать, пора браться за дело, скоро гости придут. Время уже подошло.
Но времени еще хватало. Доктор Копленд вымылся и тщательно оделся. Он хотел порепетировать речь, которую скажет, когда все придут. Но нетерпение и беспокойство не давали ему сосредоточиться. В десять часов появились первые гости, а через полчаса все уже были в сборе.
– Желаю вам счастливого рождества! – приговаривал почтальон Джон Робертс. Он радостно сновал по набитой людьми комнате, вздернув одно плечо и отирая лицо белым шелковым платком.
– Дай вам бог еще много-много раз праздновать!
Перед домом стояла толпа. Гости не могли протиснуться в дверь и собирались кучками на веранде и во дворе. Никто не лез напролом и не грубил, в толчее был свой порядок. Приятели окликали друг друга, незнакомых знакомили, и они обменивались рукопожатиями. Дети и молодежь жались вместе и старались отойти поближе к кухне.
– Рождественские подарки!
Доктор Копленд стоял посреди передней комнаты, возле елки. У него кружилась голова. Он пожимал руки и растерянно отвечал на приветствия. Ему совали в руки подарки – некоторые были изящно перевязаны ленточками, другие просто обернуты в газету. Он не знал, куда их девать. Воздух становился спертым, а голоса – чересчур громкими. Вокруг него мелькали лица, которых он уже не мог различить. Но постепенно к нему вернулось самообладание. Он сообразил, куда сложить подарки. Головокружение проходило, все вокруг приобрело четкость. Он поправил очки и осмотрелся.
– С рождеством Христовым! С рождеством Христовым!
Вот стоит фармацевт Маршалл Николлс в долгополом сюртуке и беседует со своим зятем, который водит машину с мусором. Вот пастор из Святейшей церкви Вознесения. И два пастора из других церквей. Охотно беседует то с одним, то с другим гостем общительный Длинный в кричащем клетчатом костюме. Могучие молодые франты кланяются молодым женщинам в длинных цветастых платьях. Тут и матери с детьми, и солидные старцы, отхаркивающиеся в яркие носовые платки. В комнате тепло и шумно.
В дверях стоял мистер Сингер. На него со всех сторон глазели. Доктор Копленд не мог вспомнить, поздоровался он с ним или нет. Немой держался особняком. Лицо его немножко напоминало портрет Спинозы. Еврейское лицо. Хорошо, что он пришел.
Двери и окна были раскрыты. По комнате ходил сквозняк, и огонь в печке ревел. Постепенно гомон стих. Все места для сидения были заняты, а молодежь расселась рядами прямо на полу. Передняя, веранда, даже двор были заполнены притихшими гостями. Настало время произнести речь – но что он может сказать? Горло у него сжалось от страха. Все замерли. По знаку, данному Джоном Робертсом, шум прекратился.
– Народ мой, – неуверенно начал доктор Копленд. Наступила неловкая пауза. И вдруг слова сами пришли к нему. – Девятнадцатый год собираемся мы в этой комнате, чтобы отпраздновать день рождества. Когда наш народ впервые услышал о рождестве Иисуса Христа, времена для него были мрачные. В нашем городе его продавали в рабство на площади перед зданием суда. С тех пор мы слышали и сами пересказывали историю его жизни несчетное число раз. Поэтому сегодня давайте послушаем другую историю.
Сто двадцать лет назад другой человек родился в стране по имени Германия, страна эта далеко от нас,
