меру — легчайшего запашка коммерции оказалось достаточно, чтобы убить старичка. Отец генерала, оказалось, нажил состояние на хлопке и рабах.
— Как ты смешна, Китти. У тебя в жизни нет ничего, кроме сплетен и развлечений?
— Должно быть. — Огонь угасал. Китти дернула сонетку, сигнализируя Дженкинсу. — Ты правда ждешь, что Коллинзы преодолеют двенадцать миль соболезнований ради?
— Это неизбежно. Мистер Коллинз способен учуять трагедию или скандал за сотню миль, так что такое двенадцать миль? Леди Лукас приедет с ними, и в любую секунду можно ожидать тетушку Филлипс. Только прострел помешал ей приехать сегодня, но, хорошенько поплакав, она исцелится.
Кстати, Мэри, обязательно ли Олмерии спать в моей комнате? Она имеет обыкновение храпеть, а я знаю, что водном конце мансарды есть приличная спальня. Она же леди, а не камеристка.
— Ту спальню я берегу для Чарли.
— О! Так он приедет?
— Несомненно, — сказала Мэри.
* * *
По обычаю на похоронах женщинам не полагалось присутствовать ни в церкви, ни у могилы. Но при погребении миссис Беннет Фицуильям Дарси постановил проигнорировать это светское правило. Поскольку сыновей у нее не было, если посчитаться с этим правилом, пять дочерей не составят сколько-нибудь значительное число провожающих в последний путь. А потому все так или иначе связанные с их семьей были оповещены, что дамы будут присутствовать и в церкви, и у могилы, вопреки протестам персон вроде преподобного мистера Коллинза, довольно-таки уязвленного, что служить будет не он. В результате золовки Джейн, миссис Луиза Хэрст и мисс Каролина Бингли приехали из Лондона, чтобы поприсутствовать, а три старые карги, задушевные подруги миссис Беннет — ее сестра миссис Филлипс, а также ее приятельницы леди Лукас и миссис Лонг совершили путешествие много короче из Мери-тона.
Вот они, наконец, все вместе, пять дочек Беннетов, подумала Каролина Бингли после завершения заупокойной службы. Джейн, Элизабет, Мэри, Китти и Лидия… Двадцать лет прозябания, спасибо им и их хваленой красоте. Конечно, красота эта увяла, сошла на нет… как и ее собственная авантажная внешность. Джейн и Элизабет поплыли по бурным волнам своего пятого десятка, но она-то, Каролина, уже вытерпела эти бури и теперь приближалась к страшному шестому десятку. Как и Фиц. Ведь они примерно одного возраста.
Джейн выглядела так, будто Бог пересадил голову двадцатитрехлетней женщины на тело сорокатрехлетней. Ее лицо с безмятежными медового цвета глазами, свежей, не тронутой морщинами кожей, тонкими изящными чертами окружало облако медово-золотистых волос. Увы, двенадцать беременностей наложили свою печать на ее фигуру сильфиды, хотя она и не заплыла жиром, а только талия стала шире да грудь обвисла. Беннетовский тип в ней проявился в полной мере; они все пятеро отличались разными оттенками белокурости, да и неудивительно, если вспомнить, что их отец и мать были одинаково светловолосыми.
Наилучшие беннетовские волосы достались Элизабет и Мэри — густые, вьющиеся, с равными долями меди и золота. Для определения их слова эти не годились; про себя мисс Бингли называла их рыжими. Кожа их по цвету больше всего напоминала слоновую кость, а их большие чуть-чуть сонные глаза были серыми, иногда становясь почти лиловыми. Разумеется, черты Элизабет не были столь безупречными, как у Джейн — рот широковат, губы слишком пухлые, — но по какой-то причине, по-прежнему для мисс Бингли непонятной, мужчины находили ее более привлекательной. Ее прекрасную фигуру окутывал мех чернобурых лисиц, тогда как на Мэри было неказистое платье из черной саржи, шокирующая шляпка и еще даже более непотребная ротонда. Она заворожила Каролину: Мэри она не видела семнадцать лет — срок, который преобразил Мэри во вторую Элизабет. То есть не сохрани ее от природы приятный рот чопорную суровость — только он один намекал на старую деву. Сохранился ли этот безобразный кривой зуб?
Китти она знала очень хорошо. Леди Менедью с пшеничными волосами и васильковыми глазами, такая элегантная модница, что она завидовала возвышенному вдовству. Столь же доброжелательная, как и фривольная, Китти выглядела двадцатишестилетней, а не тридцатишестилетней. Ах, как братец Чарльз обвел их вокруг пальца! Будь проклят Десмонд Хэрст! Когда счета за портвейн оказались ему не по карману, он воззвал к Чарльзу. Чарльз согласился уплатить по ним, но с одним условием: Луиза обеспечит Китти Беннет лондонский сезон. В конце-то концов, сказал Чарльз не без основания, Луиза ведь будет вывозить собственную дочь, так почему бы и не двух? Попавшись, Десмонд Хэрст обменял счета за портвейн (и еще много других счетов) на лондонский сезон Китти. Но кто бы мог поверить, что плутовка обработает лорда Менедью? Не самый большой приз на Брачном Базаре, но прекраснейшая партия его преклонному возрасту вопреки. А дражайший Букетик (как называли Летицию) вообще мужа не поймала и все больше чахла — обмороки, припадки, истерики, морение себя голодом.
Лидия — другое дело. Вот она выглядит давно разменявшей пятый десяток, а не Джейн. Сколько ей лет? Тридцать четыре. Каролина без труда вообразила, каких усилий стоило близким миссис Уикхем помешать ей утопить себя в бутылке. Разве сами они не натерпелись того же с мистером Хэрстом, скончавшимся от апоплексии восемь лет назад, что позволило Каролине сменить дома Чарльза на резиденцию Хэрстов на Брук-стрит, жить там с Луизой и Букетиком, более свободно предаваясь своему излюбленному занятию — раздракониванию Элизабет Дарси и ее сыночка.
Она сглотнула комок в горле — из церкви вышли Фиц и Чарльз, балансируя на плечах маленький гроб их тещи, который сзади поддерживали коротышка мистер Коллинз и Генри Лукас; это придавало полированному гробу красного дерева оригинальный, хотя и не опасный наклон. Ах, Фиц, Фиц! Почему ты влюбился в нее, женился на ней? Я бы подарила тебе настоящих сыновей, а не единственного, такого нелепого, как Чарли, исповедующего сократическую любовь, как убеждены все. Почему? Потому, что степень его ошеломительной красоты придает ему именно такой вид, а я выдала клевету за правду, и моя близость к этой семье придает ей неоспоримую достоверность. Заклеймить сына пороком, столь противным сердцу его отца, это способ покарать Фица за то, что он не женился на мне. Казалось бы, Фиц разгадает стратагему, всегда восходящую к каким-то моим словам. Но нет, Фиц верит мне, а не Чарли.
Ее длинный нос задергался: он с самого начала учуял нюансы беды за этой нежеланной поездкой для погребения пустоголовой дряхлой карги. Уже некоторое время в доме Дарси не все было в порядке, но тревожность возрастала — и очень заметно. Фиц вновь обрел вид надменного высокомерия; в первые годы его брака это выражение почти исчезло, хотя какой-то инстинкт подсказывал ей, что он не был столь безоблачно счастливым, каким выглядел у алтаря. Возможно, полным надежды. Все еще готовясь завоевать… что? Каролина Бингли не знала, но была убеждена, что страсть Фица к Элизабет не привела к истинному счастью.
Теперь, облаченные в черное, скорбящие шли по кладбищу, петляя между нагромождением памятников, старых, как крестовые походы, новых, все еще разящих сырой землей. Мисс Бингли и миссис Хэрст шли с Джорджианой и генералом Хью Фицуильямом не в первых рядах процессии, но примерно в середине. Прощайте, миссис Беннет! Глупейшая женщина, каких только видывал свет.
Стоя далеко сзади, Каролина позволила своему взгляду шарить, пока он не встретился с взглядом Мэри, на которой растерянно и задержался. Лиловые очи незамужней сестры насмешливо остановились на ее лице, будто они и механизм за ними знали, о чем она думает. Что произошло с этими глазами, теперь такими умными, выразительными, проницательными?
Она опиралась на Чарли, который держал ее руку: странная парочка. Что-то в них намекало на отгораживание от этой сентиментальной породы, будто они стояли тут, по их души витали в иных мирах.
Не глупи, Каролина, сказала она себе и придвинула свой зад к краю удобной плиты. Этот мерзкий старый гриб, преподобный мистер Коллинз готовился добавить собственные несколько слов к и без того затянувшейся службе. К тому моменту, когда Каролина с некоторым удовольствием незаметно облегчила свой вес, Мэри и Чарли преобразились в тех, кем были на самом деле. Да, Каролина, глупейшая мысль. Хорошо, что мы с Луизой распорядились, чтобы карету подали сразу же по завершении похорон;
