Песнь о Трое

Я повернулась к нему и забыла обо всем, кроме того, что мы с ним созданы друг для друга. Я любила его, любила по-настоящему.

Его рабыня, я лежала у него в объятиях, желая отсрочить рассвет, безвольная и мягкая, как кукла моей младшей дочери.

— Поедем со мной в Трою, — внезапно произнес он.

Я приподнялась, чтобы увидеть его лицо, увидеть, как его прекрасные карие глаза возвращают мне мою любовь.

— Это безумие.

— Нет, это здравый смысл. — Одна его рука лежала на моем животе, другая перебирала мои волосы. — Ты принадлежишь не этому бесчувственному чурбану Менелаю. Ты принадлежишь мне.

— Я — кровь от крови этой земли, кровь от крови этой самой комнаты. Я — царица. Здесь мои дети.

Я смахнула набежавшие слезы.

— Елена, ты принадлежишь Афродите, так же как и я сам! Я дал ей клятву пожертвовать всем — ради нее я пренебрег Герой и Афиной Палладой,[10] — если она даст мне то, что я пожелаю. И я попросил тебя.

— Я не могу уехать!

— Ты не можешь остаться здесь. Без меня.

— О, я люблю тебя! Как мне жить без тебя?

— Елена, и речи не может быть, чтобы ты жила без меня.

— Ты просишь невозможного.

По моим щекам градом катились слезы.

— Чушь! Почему это невозможно? Из-за детей?

Я задумалась. И честно ответила:

— Нет. Не из-за них. Дело в том, что они такие невзрачные! Они пошли в Менелая, до кончиков волос. И у них у всех — веснушки!

— Ну, если дело не в детях, тогда в Менелае.

В нем? Нет. Безвольный бедняга Менелай, направляемый железной рукой Микен. Была ли я обязана ему чем-нибудь? Я никогда не хотела выходить за него. Я была обязана ему не больше, чем его угрюмому брату, тому страшному человеку, который использовал нас в своей грандиозной игре. Агамемнону не было дела до меня, моих желаний, нужд, чувств.

— Я поеду с тобой в Трою. Ничто не держит меня здесь. Ничто.

Глава седьмая, рассказанная Гектором

Начальник Сигейской гавани дал мне знать, что флот Париса наконец-то вернулся с Саламина. Придя во дворец, я послал мальчика-слугу сказать об этом моему отцу. Царь принимал своих подданных, разбирая жалобы, склоки из-за имущества, рабов, земель и так далее. Жалобу наших знатных дарданских родственников из Вавилона о праве на выпас скота дядюшка Антенор поставил на первое место.

Жалоба была рассмотрена, жалобщик отпущен, и царь уже собирался рассудить какой-то пустяковый спор, как затрубили горны и в тронный зал гордо вошел Парис. Глядя на него, я не мог сдержать улыбки, настолько по-критски он выглядел. Щеголь с головы до ног — подол пурпурной юбки вышит золотом, много драгоценностей, волосы завиты в кудри. Казалось, он очень доволен собой. Что за шалость была у него на уме, которая заставляла его казаться шакалом, который норовит ухватить добычу раньше льва? Конечно же, отец смотрел на него с нежной заботой. Как мог муж, достаточно мудрый, чтобы сидеть на троне, быть настолько ослеплен человеком, в котором не было ничего, кроме шарма и красоты?

Парис важно прошествовал по залу к трону и уже усаживался на нижнюю ступеньку пьедестала, когда я подошел к отцу. Антенор, любитель совать нос в чужие дела, подобрался поближе, чтобы ему было все слышно. Я открыто встал рядом с троном.

— Ты привез хорошие новости, сын?

— Про тетку Гесиону — ничего, отец. — Парис тряхнул упругими локонами. — Царь Теламон обошелся со мной очень любезно, но дал ясно понять, что Гесиону не отдаст.

Царь угрожающе напрягся. Насколько глубока была его застарелая ненависть? Почему спустя столько лет отец по-прежнему считал Элладу заклятым врагом? Свист его дыхания заставил умолкнуть весь зал.

— Как он смеет! Как смеет Теламон оскорблять меня? Ты видел свою тетку, говорил с ней?

— Нет, отец.

— Тогда пусть мое проклятие падет на их головы! — Он поднял лицо к потолку и закрыл глаза. — О могущественный Аполлон, бог света, повелитель солнца, луны и звезд, дай мне возможность низвергнуть ахейскую гордыню!

Я склонился над троном:

— Мой господин, успокойся! Неужели ты ожидал иного ответа?

Повернув голову, чтобы взглянуть на меня, он открыл глаза.

— Нет, полагаю, нет. Спасибо, Гектор. Ты всегда возвращаешь меня к реальности. Но почему ахейцам дозволено все, скажи мне? Почему им дозволено похищать троянских принцесс?

Парис положил руку отцу на колено и мягко похлопал. Царь посмотрел на него с высоты трона, и лицо его смягчилось.

— Отец, я наказал ахейскую гордыню как подобает, — с блеском в глазах заявил Парис.

Я уже почти готов был отойти в сторону, но что-то в его голосе остановило меня.

— Как, сын мой?

— Око за око, мой господин! Око за око! Ахейцы похитили твою сестру, но я привез из Эллады трофей намного более ценный, чем пятнадцатилетняя девчонка!

Не в силах провести у ног царя Приама ни мгновения больше — настолько его переполняла гордость, — он вскочил на ноги.

— Мой господин, — воскликнул он, и его голос зазвенел, — я привез Елену! Царицу Лакедемона, жену Менелая — брата Агамемнона и сестру супруги Агамемнона, царицы Клитемнестры!

Я пошатнулся от потрясения, потеряв дар речи. И тут произошла трагедия, ибо дядя Антенор воспользовался моим замешательством и получил возможность заговорить первым. Он тут же выпрыгнул вперед, распухшие суставы кистей рук делали их похожими на огромные бесформенные клешни.

— Невежда, жалкий никчемный глупец! — проревел он. — Женоподобный распутник! Почему же ты не провел время с еще большей пользой и не украл саму Клитемнестру? Раз ахейцы безропотно подчиняются нашим торговым запретам и терпят нехватку олова и меди, ты решил, будто они и теперь не станут роптать? Глупец! Теперь у Агамемнона есть предлог, которого он ждал долгие годы! Ты вверг нас в пожар, который погубит Трою! Безмозглый, самодовольный идиот! Почему твой отец покрывал тебя? Почему он не пресек твое распутство до того, как оно пустило корни? К тому времени как мы пожнем все последствия твоего деяния, не останется ни одного троянца, который упомянул бы твое имя, не плюнув!

Одна моя половина тихо аплодировала старику — с такой точностью тот выразил мои собственные чувства. Но другая половина кляла Антенора на чем свет стоит. Каким могло бы быть решение отца, если бы он придержал язык? Если Антенор кого-то ругал, то в противовес ему царь всегда заступался за обиженного. Не важно, что думал отец в глубине души, — Антенор толкнул его на сторону Париса.

Парис стоял словно громом пораженный.

— Отец, я сделал это ради тебя! — воззвал он к Приаму.

Антенор усмехнулся:

— О да, конечно же! И ты забыл про наше самое известное предсказание оракула? «Опасайтесь жены, привезенной из Эллады в Трою в качестве добычи!» Разве это не говорит само за себя?