Не существует никакого великого зла, кроме чувства вины.[2464]
Каждый считает самым несчастным свое положение и каждый менее всего хочет быть там, где он находится.[2465]
Утешение на основании несчастий других (…) – самое слабое утешение.[2466]
Пока я буду существовать, я не буду тревожиться ни из-за чего, если буду свободен от всякой вины; а если не буду существовать, то буду совершенно лишен чувства.[2467]
Государство не может пасть, пока стою я.[2468]
Я предпочитал даже самый несправедливый мир самой оправданной войне.[2469]
Если то, что обозначается словом, не позорно, то слово, которое обозначает, быть позорным не может. Задний проход ты называешь чужим именем; почему не его собственным! Если оно позорно, не называй даже чужим; если нет – лучше его собственным.[2470]
Приятно то прославление, которое исходит от тех, кто сам прожил со славой.[2471]
Сулла, суждение которого мы должны одобрить, когда увидел, что философы не согласны во мнениях, не спросил, что такое добро, но скупил все добро.[2472]
Чем лучше человек, тем труднее ему подозревать других в бесчестности.[2473]
Он (…) не имеет соперника в любви к самому себе. (О Помпее Великом.)[2474]
При столь тяжкой ране следует скорбеть, во избежание того, чтобы самая свобода от всякого чувства скорби не была большим несчастьем, чем скорбь.[2475]
Люди почему-то легче оказываются благосклонными, когда они в страхе, нежели благодарными после победы.[2476]
Счастье не что иное, как благополучие в честных делах.[2477]
Их молчание – громкий крик.[2478]
[Римская] свобода не внушает страха жестокостью казней, а ограждена милосердием законов[2479]
Недолог путь жизни, назначенный нам природой, но беспределен путь славы.[2480]
Цезарь не забывает ничего, кроме обид.[2481]
Никто (…) не станет плясать (…) в трезвом виде, разве только если человек не в своем уме.[2482]
Кто остался доволен, забывает, кто обижен, помнит.[2483]
Природные качества без образования вели к славе чаще, чем образование без природных качеств.[2484]
Эти занятия [науками] воспитывают юность, веселят старость, при счастливых обстоятельствах служат украшением, при несчастливых – прибежищем и утешением.[2485]
Занятия другими предметами основываются на изучении, на наставлениях и на науке; поэт же обладает своей мощью от природы, он возбуждается силами своего ума и как бы исполняется божественного духа.[2486]
Природа велела мне быть сострадательным, отчизна – суровым; быть жестоким мне не велели ни отчизна, ни природа.[2487]
Будем надеяться на то, чего мы хотим, но то, что случится, перенесем.[2488]
На людей известных ссылаться не следует, так как мы не знаем, хотят ли они быть названными по имени.[2489]
Собаки (…) не могут отличить воров от честных людей, но все же дают знать, если кто-нибудь входит в Капитолий ночью. И так как это вызывает подозрение, то они – хотя это только животные, – залаяв по ошибке, своей бдительностью приносят пользу. Но если собаки станут лаять и днем, когда люди придут поклоняться богам, им, мне думается, перебьют лапы за то, что они проявляют бдительность и тогда, когда для подозрений оснований нет. Вполне сходно с этим и положение обвинителей.[2490]
Если возможно применить законы, то преступного гражданина, вернее внутреннего врага, надо сломить судом, но если насилие препятствует правосудию или его уничтожает, то наглость надо побеждать доблестью, бешенство – храбростью, дерзость – благоразумием, шайки – войсками, силу – силой.[2491]
Мы всегда считали подати жилами государства.[2492]
Выдающийся император [полководец] должен обладать следующими четырьмя дарами: знанием военного дела, доблестью, авторитетом, удачливостью.[2493]
Если нашей жизни угрожают какие-либо козни, насилие, оружие разбойников или недругов, то всякий способ самозащиты оправдан. Ибо молчат законы среди лязга оружия.
