Старая слава молодую любит. Так уж устроено: если ты не добавишь к старым услугам новых, прежних как не бывало.[1491]
Как бы ни были обязаны тебе люди, если ты им откажешь в чем-нибудь одном, они только и запомнят, что этот отказ.[1492]
Ничто так не выделяет свет, как тени.[1493]
Люди больше ценят славу не великую, а широко разошедшуюся. [1494]
Умный и тонкий читатель не должен сравнивать между собой произведения разных литературных видов, но, взвесив их в отдельности, не почитать худшим то, что в своем роде совершенство.[1495]
Как в человеке, так и в государстве, тяжелее всего болезнь, начинающаяся с головы.[1496]
В этом (…) мире (…) нельзя ни в чем отчаиваться и нельзя ни на что полагаться.[1497]
Хорошо и почтенно идти по стопам предков, если, конечно, они шли прямым путем.[1498]
Несправедливо, конечно, но так уж повелось, что в зависимости от успеха или неудачи те же самые решения или признают хорошими, или осуждают как плохие. Поэтому обычно одни и те же поступки определяют как рвение и как тщеславие, как щедрость и как безумие. [1499]
Недоделанное – то же самое, что неначатое.[1500]
Открытая рана боится прикосновения врачующей руки, потом терпит ее и, наконец, требует; так и свежая душевная боль отталкивает слова утешения и бежит от них, но затем их хочет и успокаивается от добрых, ласковых слов.[1501]
Лучше сказать лишнее, чем не сказать необходимого. А потом судить о том, что лишнее, ты можешь, только прослушав все.[1502]
Я считаю счастливыми людей, которым боги дали или свершить подвиги, достойные записи, или написать книги, достойные чтения; к самым же счастливым тех, кому даровано и то и другое.[1503]
То, что ускользнуло от читателя, не может укрыться от переводчика. [1504]
Следует читать много, но не многое.[1505]
Толпа от самой многочисленности своей приобретает некий большой коллективный здравый смысл, и те, у кого по отдельности рассудка мало, оказавшись все вместе, имеют его в изобилии.[1506]
Никто не выслушивает порицаний терпеливее людей, больше всего заслуживающих похвал.[1507]
Рабство прошлого времени повлекло за собой невежество и забвение в области многих благородных занятий, между-прочим и в области сенатского права. (…) Поэтому возвращенная свобода застигла нас несведущими и неопытными; упоенные ее сладостью, мы вынуждены иногда раньше действовать, а затем уже узнавать.[1508]
Трудно не перезабыть сведений, которым нет применения.[1509]
Время кажется тем короче, чем оно счастливее.[1510]
Человеку свойственно чувствовать и испытывать страдания, но в то же время бороться с болью и слушать утешения, а не просто не нуждаться в утешениях. (…) Есть некоторое наслаждение и в печали, особенно если ты выплачешься на груди у друга, который готов или похвалить твои слезы, или извинить их.[1511]
Мало разницы в том, потерпел ты несчастье или ждешь его; только для печали есть граница, а для страха – никакой.[1512]
Людской слух радуется новизне.[1513]
Как занятия дают радость, так и занятия идут лучше от веселого настроения.[1514]
Мы имеем обыкновение отправляться в путешествие и переплывать моря, желая с чем-нибудь познакомиться, и не обращаем внимания на то, что находится у нас перед глазами. (…) Мы не интересуемся близким и гонимся за далеким; откладываем (?) посещение того, что всегда можно увидеть, в расчете, что мы часто можем это видеть.[1515]
От многочисленных изменений измененным кажется и то, что осталось таким, как было.[1516]
Рабы всех страстей сердятся на чужие пороки так, словно им завидуют, и тяжелее всего наказывают тех, кому больше всего им хотелось бы подражать.[1517]
Я считаю самым лучшим и самым безупречным человека, который прощает другим так, словно сам ежедневно ошибается; и воздерживается от ошибок так, словно никому не прощает.[1518]
Он был особенно умен тем, что считал других умнее себя; особенно образован тем, что хотел учиться.[1519]
О несчастных забывают так же, как об усопших.[1520]
Плохо, если власть испытывает свою силу на оскорблениях; плохо, если почтение приобретается
