Преобразившийся Колесо поднялся, затушил окурок в пепельнице и взглянул на часы.
— Расходимся по одному. Сейчас я, а вы через пятнадцать-двадцать минут… Да, чуть не забыл: когда устроитесь в Багелу, отправите по почте открытку по этому адресу, — ротмистр протянул лейтенанту бумажку с хонтийским адресом. — Это будет сигналом, что вы устроились. Обратный адрес укажете свой.
— А содержание открытки?
— Поздравите кого-нибудь с днем рождения или выразите соболезнования в связи со смертью. Без разницы. Все равно ваша весточка не дойдет до Хонти — в международном отделе столичного почтамта служит наш человек. Инструкции будете ожидать на «до востребования» — не стоит посвящать хозяев вашего жилья в наши дела. Ничего особенного в письме не будет — только адрес для встречи, но… Люди сейчас подозрительны.
— А чем я буду там заниматься? Бездельник с деньгами, наверное, вызовет еще большие подозрения.
— Ничуть. Вы отстали от жизни, Гаал: сейчас никого не удивишь ни бездельем круглые сутки, ни деньгами… К тому же там, в пакете, диплом выпускника университета. Вы научный работник, лейтенант. Вы ведь в детстве увлекались жучками-паучками? Вот и ловите всяких ползучих тварей, сажайте в баночки, разглядывайте в лупу… Ученых все считают немного чокнутыми, но уважают. И, главное, они никогда не вызывают подозрений. Вам бы еще очки завести для полного комплекта и бороду… Но это уже на ваше усмотрение. Все, до встречи!
Резидент спустился по лестнице, насвистывая веселенький мотивчик, а Рой остался в одиночестве.
Похоже, что он остался в дураках. Выманили из Сардубоду занимательной сказочкой и… отправили в почетную отставку. Или не очень почетную — денег было, на вид, многовато для легализации агента. Просто откупились? Вполне возможно.
Но делать все равно было нечего, и, рассовав полученное по карманам, он, выждав установленное время, последовал за резидентом…
Следовало быстрее покинуть город: инструкции, полученные от герцога, прямо и недвусмысленно запрещали любые контакты в Столице, особенно со старыми знакомыми. Но не пройтись по родному городу Рой не мог — когда еще получится это сделать и получится ли вообще. Тем более, нужно было еще отыскать водителя, согласного доставить его в Багелу — не самое близкое к столице место.
— Эй, господин, — не совсем уверенно окликнул его кто-то, и Рой обернулся.
У пестрой витрины какого-то магазина сидел на самодельной каталке — доска и четыре колесика — сгорбленный нищий. Первым делом Гаалу бросилась в глаза потрепанная и застиранная до белизны знакомая форма — серо-коричневый «горный» камуфляж. И выцветшая эмблема горных егерей на рукаве. Он непонимающе скользнул взглядом к лицу попрошайки и…
— Зарис?!
— Рой?! Ты как здесь? — распахнул глаза инвалид, но тут же осекся. — Молчу, молчу. Дайте что- нибудь ветерану, господин!.. Пойдем, — зашипел он и покатился куда-то, ловко отталкиваясь от асфальта руками в толстых перчатках. — Иди за мной! — обернулся он и скрылся за углом.
— Ты живой? — кинулся к другу Гаал, когда оба оказались в грязном проходном дворе-колодце, рядом со смердящими мусорными баками. — Как я рад! Что это за маскарад?
— Не маскарад. Нет, — покачал головой бывший егерь. — Я в самом деле не хожу. Давно. Паралич. Ноги.
— Тебя ранило?
— Нет. Проклятые штучки. Несмертельные. Ноги так и не отошли. Меня тоже судили…
Зарис в нескольких рубленых фразах поведал другу, что тогда, после разгрома мятежа, его укрыли у себя в погребе селяне, лечили как могли, но ноги так и не отошли после «наркоза». Если бы его арестовали сразу, их, наверное, можно было спасти, но он попал в лапы Слугам Света слишком поздно: процедуры обернулись лишь новыми мучениями, чувствительность вернулась, но управлять телом ниже пояса солдат больше не мог. Оттого и осудили мятежника очень мягко, зачтя ему за заключение срок, проведенный в тюремной больнице, и вышвырнув на улицу прямо из зала суда. Инвалид был ни к чему стремящемуся к свету обществу…
— А как ты? — засыпал Роя вопросами Зарис, выговорившись. — Слышал — тебя осудили на каторгу. Вечную. Бежал.? Как теперь?
Увы, рассказать всего другу лейтенант не мог, и тот это понял. Он всегда все понимал, верный Зарис.
— А как наши?
— Наши? Хорошо. Дак стал большой шишкой. Распределяет продукты. И барахло. Толстый стал — не узнаешь. Меня подкармливает. Иногда. Хотел взять на работу. Не взял. Забыл, наверное.
— Он же вроде связался с криминалом?
— Сейчас не поймешь. Криминал. Не криминал. Все перемешалось, — Зарис явно не хотел говорить на эту тему. — Аллу еще выше залетел. Служит Слугам. Вижу редко. Но он меня не забывает. Помогает больше. Дак — продался. Аллу — свой.
— Но он ведь один из Слуг Света…
— Служит им, — поднял палец инвалид. — Не Слуга Света. Человек. Пока еще…
Разговор продолжили в жилище бывшего капрала Текуду: крошечной комнатке в полуподвале. Там было чисто и по-холостяцки уютно, но бедность кричала изо всех углов. И теснились стыдливо спрятанные в закуток за железной солдатской койкой многочисленные пустые бутылки… Рой не осуждал друга: какое он имел право судить человека, перед которым до самой могилы будут тянуться одни только темные туннели без малейшего проблеска света впереди? С каторги можно сбежать, из смертельного боя выйти победителем, но как освободиться от оков, которые не сбить, не перепилить и не отомкнуть? И он покорно чокался с быстро хмелеющим другом мутной стопкой, проглатывал обжигающую жидкость, закусывал какой-то немудрящей снедью. И слушал, изредка поддакивая, речь северянина, становящуюся с каждым тостом все более плавной.
— А ведь сестра твоя жива! — спохватился Зарис, когда была почата вторая бутылка пойла, именовавшегося «Строимперской хмельной». — Жива твоя Дона!
— Где она? — подскочил на месте Рой. — Как ее найти? Она все так же…
— Ни капли, — махнул рюмкой инвалид, расплескивая спиртное. — Я тоже боялся. Но она здоровая и вся цветет. Красавица стала такая…
— А это? — Гаал покрутил рукой у виска. — Не заметил?
— Все в порядке. Она здорова. Спрашивала тебя. Но я не знал. Так и сказал ей.
— Где же мне ее искать?..
— Это я дурак! — хлопнул себя по лбу Зарис — Она дала мне свой телефон! Сейчас найду…
Через минуту на столе перед Роем лежала карточка с телефоном. Ни имени, ни адреса… Но лейтенанту было все равно: его сестра нашлась! Она жива, здорова и ищет его!
Инвалид отключился довольно скоро. Разведчик перетащил его когда-то могучее, а теперь иссохшее тело на койку, не обращая внимания на бормотание и призывы «налить еще по полста капель». Ему не сиделось на месте: как он ни рад был встрече с другом, которого считал потерянным навсегда, — у него теперь была ниточка, связывающая с воскресшей сестренкой. И это было важнее всего на свете: друга, задания… Почти так же важно, как ждущая его в далеком Сардубоду Эна.
«Они полюбят друг друга, — ликовал он. — У Эны появится сестра, которой у нее никогда не было, а у моего сына — любящая тетушка… Тетушка Дона! — эти слова никак не ложились на язык. — Маленькая Дона — тетушка!..»
У самой двери он спохватился и, вынув из кармана пачку банкнот, отделил половину бумажек и придавил их и короткую записку другу пустой рюмкой.
А пять минут спустя уже набирал номер в уличной телефонной будке.
— Слушаю, — раздался в мембране чуть искаженный расстоянием родной голос. — Кто это?
— Дона… — у Роя перехватило горло.