добродетельных железнодорожников?» (XI, 113).
А именно этого и требовал Линдер от печати. Чехов в полемике с ним показал ясное понимание положения писателя, репортера, который мог быть и неплохим человеком, но целиком подчиненным программе, направлению газеты, наконец, редактору издания, в котором сотрудничал.
Чехов воздерживался от резких публичных оценок отдельных журналистов и по политическим мотивам, ибо очень часто такие порицания в условиях царизма, «в азиатской стране, где нет свободы печати и свободы совести, где правительство и 9/10 общества смотрят на журналиста, как на врага,... такие забавы, как обливание помоями друг друга... ставят пишущих в смешное и жалкое положение зверьков, которые, попав в клетку, откусывают друг другу хвосты» (XII, 321).
«При современном зависимом положении печати всякое слово против журнала или писателя является не только безжалостным и нетактичным, но и прямо-таки преступным» (XI, 430), - писал он.
Так было и в случае с Линдером, который фактически воспользовался завтраком в думе, чтобы донести на «Петербургскую газету», ее репортера. И не случайно газета откликнулась на речь Линдера заметкой под названием «Тризна о прессе».
Итак, мы видели, каково было положение крупных, талантливых, признанных писателей и каково было положение менее известных и авторитетных литераторов. Не одна писательская судьба была загублена в газете дореволюционной России!
Но идейная устойчивость Чехова, Короленко и позднее целой плеяды талантливых газетных беллетристов вплоть до Горького и Серафимовича была несомненна. Газетам, где они печатались (как правило, либерально-буржуазным по своему направлению), не удалось повлиять на их мировоззрение и художественные принципы. Скорее они влияли на газету, особенно в том смысле, что воспитывали определенную традицию.
Может быть поэтому и проистекает разное восприятие, разная эмоциональная оценка своего сотрудничества в ежедневной и еженедельной прессе 80-х годов у Чехова и Лескова. Лесков склонен к драматической оценке (ибо не всегда умел отстоять свои прогрессивные позиции), Чехов же к насмешливо-юмористической и даже подчас к внешне беззаботной, веселой оценке, поскольку он, как никто другой, умел хранить свою независимость и верность общедемократическим идеалам.
Михайловский и другие либерально-народнические критики переоценивали влияние «Нового времени» на Чехова, но их ошибка была не принципиальная, а конкретно-персональная. Опасаться за судьбу писателя в «Новом «времени», безусловно, следовало. Буржуазная печать порабощала писателя. Но не была она и всесильной.
Многие произведения Чехова-журналиста, особенно сибирские очерки, очерки о Сахалине, такие статьи, как «Н. М. Пржевальский», вошли в золотой фонд русской публицистики.
Огромной сатирической силы исполнены созданные писателем в рассказах «Унтер Пришибеев», «Человек в футляре», «Хамелеон» образы унтера Пришибеева, учителя Беликова, полицейского надзирателя Очумелова. Драматически страшен и ненавистен больничный сторож Никита, отвратителен Чимша-Гималайский. Все произведения Чехова в совокупности, и те, в которых он протестовал против самодержавного гнета, и те, в которых он выразил горячую веру в лучшее будущее своего народа, служили великому делу освободительной борьбы.
У него, крупнейшего мастера художественного слова, как подчеркивала Н. К. Крупская (См.: Громов Л. П. Этюды о Чехове. Ростов, 1951, с. 106.), учились и учатся новые поколения журналистов-общественников вглядываться в жизнь, в людей, учатся замечать в людях талант, энергию, самоотверженность в труде, героизм, их стремление к миру и лучшему будущему.
Чехов не просто участвовал в периодической печати как писатель. Своим творчеством, общением с литераторами и журналистами он существенно влиял на ее содержание, способствовал выработке новых форм газетно-журнального жанра новеллы, короткого рассказа, без которого немыслима сегодня ни одна современная газета.
Чеховские традиции газетной работы близки и дороги всем советским писателям и журналистам.
Не случайно К. Федин писал в юбилейном номере «Правды», отмечавшей свое 50-летие: «Я всегда вспоминаю отношение к газете Алексея Максимовича Горького и думаю об отношении к газете Антона Павловича Чехова. Это как будто совершенно разные вещи, а по существу - одно и то же. Горький и Чехов не гнушались газеты - они любили ее. Многие из их лучших рассказов прошли газету. И это было уместно. Мне кажется, и в «Правде» писательские рассказы очень уместны. Ее тиражи насчитывают сейчас миллионы экземпляров. Это означает огромное влияние на множество людей».
И далее: «Связь газеты с писателями чеховского склада, отличающегося строгим реализмом в изобразительности и поэтичными, мягкими красками,- такая связь может быть очень плодотворной. Она не меньше нужна газете, нежели выступления художников, отражающих нашу современность языком рассказа аналитического, поучительного или же языком очерка, имеющего познавательный интерес... Оттого что в России был Чехов, мы очень богаты».
Чехов являет собой высший образец журналиста патриота и демократа, отдавшего весь свой талант на службу своему народу, своей родине.
Все творчество Чехова и сейчас служит воспитанию высоких нравственных качеств человека нового коммунистического общества.
Notes
