«папочкой».
— Да, папочка здесь. Сейчас папочка тебя вылечит, — сказал я и ввел ей антитоксин в ногу. Она даже не заметила укола.
Я уже собрался идти, но она попросила пить. Пришлось возвращаться в ванную. Когда я держал стакан у ее губ, пронзительно зазвонил мой телефон, и от неожиданности я пролил немного воды.
— Сынок, ты меня слышишь?
Я притронулся к аппарату связи на поясе и включил.
— Да. Что случилось?
— Я сейчас в небольшом парке к северу от тебя. Нужна твоя помощь.
— Иду.
Поставив стакан, я двинулся к выходу, но в нерешительности остановился, затем вернулся. Нельзя же было оставить ее там, чтобы она проснулась и первым делом наткнулась в квартире на мертвых родителей. Я взял девочку на руки и отнес на второй этаж, зашел в первую попавшуюся квартиру и положил на диван. Люди в этой квартире лежали без движения, но что еще я мог сделать?
— Скорее, сынок!
— Иду! — Я метнулся на улицу. Обогнув дом, я не заметил Старика и пробежал мимо.
— Сюда, сынок. Я — в машине! — Обернувшись, я увидел машину, большой летающий «кадиллак», вроде тех, что обычно использует Отдел. Внутри сидел человек, но в темноте трудно было разглядеть кто.
— Слава Богу! Я уж думал, куда ты запропастился.
Забираясь в машину, я пригнулся, и вот тут-то он и двинул меня по затылку.
Придя в себя, я обнаружил, что руки и ноги у меня связаны. Я полулежал на втором водительском сиденье, а Старик вел машину. Руль на моей стороне был убран. Когда до меня дошло, что мы в воздухе, я окончательно очнулся.
Старик повернулся ко мне и спросил довольным тоном:
— Ну как, уже лучше?
— Пожалуй, — ответил я, глядя на сидящего у него на плечах паразита.
— Извини, что пришлось тебя оглушить. Выбора не было.
— Да, наверное.
— Придется пока оставить тебя связанным. Позже мы придумаем что-нибудь получше. — Он улыбнулся своей такой знакомой зловещей улыбкой, и меня поразило, до чего же сильно проглядывает личность Старика в каждом слове, которое произносит паразит.
Я не стал спрашивать, что означает «что-нибудь получше», — не хотел знать.
— Куда мы летим?
— На юг, — ответил он, склонившись над приборами. — Далеко на юг. Подожди, я задам колымаге программу и тогда объясню тебе все наши планы. — Он еще несколько секунд работал с автопилотом, затем выпрямился. — Ну вот, этого ей хватит, пока не наберем тридцать тысяч.
Упоминание о такой большой высоте заставило меня еще раз взглянуть на приборную панель. Машина не просто походила на отдельскую, это и была одна из наших специально переделанных машин.
— Где ты ее взял? — спросил я.
— Отдел держал ее в тайнике в Джефферсон-Сити. Я проверил, и вот, ее действительно никто не нашел.
Я пытался найти выход, хотя шансы вырисовывались от почти безнадежных до нулевых. Пистолет исчез. Свой он, очевидно, держал с другой стороны, подальше от меня.
— Но это еще не все, — продолжал Старик. — Мне посчастливилось быть пойманным: возможно, единственным во всем Джефферсон-Сити здоровым титанцем. Хотя в удачу я, как ты знаешь, не верю. Короче, мы все-таки победим. — Он усмехнулся. — Это очень похоже на сложную шахматную партию, когда играешь сразу за обе стороны.
— Ты не сказал, куда мы летим.
Он на секунду задумался.
— Во всяком случае, за пределы Соединенных Штатов. Возможно, что кроме моего хозяина, на всем континенте больше нет ни одного незаболевшего титанца, и я не хочу рисковать. Полуостров Юкатан нас, видимо, вполне устроит — как раз туда я и направил машину. Во второй раз — а мы обязательно вернемся! — мы не повторим тех же ошибок.
Машина все еще поднималась. Даже после доработки в Отделе ей требовалось время, чтобы набрать тридцать тысяч футов: в конце концов, с конвейера она сошла как обычная серийная модель.
— Мы с тобой еще погуляем, сынок, — сказал Старик. — Хитрости и решительности нам не занимать, а это как раз то, что нужно.
Я промолчал, и он добавил:
— Кстати, ты ведь сам носил титанца. Почему ты мне ничего не сказал?
— О чем?
— Каково это на самом деле. Я даже не подозревал, сынок, что такое возможно — покой, удовлетворение, благодать. Никогда в жизни я не чувствовал себя таким счастливым. Разве что… — на лице у него промелькнуло удивленное выражение. — Разве что до того, как умерла твоя мать. Впрочем, сейчас мне даже лучше. Ты напрасно не рассказал мне об этом.
Меня охватило отвращение.
— Может быть, для меня все это совсем не так. Да и для тебя на самом деле тоже, старый ты идиот, только сейчас у тебя на загривке сидит паразит, говорит твоим языком и думает твоим мозгом!
— Не кипятись, сынок, — сказал он мягко, и, черт побери, его голос действительно немного меня успокоил. — Скоро ты сам все поймешь. Поверь, это наша судьба, наше предназначение. Человечество разделено и постоянно воюет, но хозяева сделают его единым.
Я вдруг подумал, что, наверное, и в самом деле есть такие слабоумные, которым эта идея придется по вкусу — добровольно продать душу за обещание мира и безопасности. Однако промолчал.
— Осталось совсем немного, — сказал отец, бросив взгляд на приборную панель. — Сейчас я задам направление, и приступим. — Он настроил автопилот и проверил еще раз приборы. — Следующая остановка — Юкатан. А теперь пора к делу.
Отец поднялся с сиденья и наклонился.
— Это на всякий случай, — сказал он, затягивая ремень безопасности у меня на поясе.
И в этот момент я двинул коленями ему в лицо.
Отец уклонился и бросил на меня беззлобный взгляд.
— Нехорошо, нехорошо. Я мог бы обидеться, но хозяева выше этого. А теперь сиди смирно.
Он сел на свое место и наклонился вперед, упершись локтями в колени. Теперь мне хорошо было видно его паразита.
Несколько минут ничего не происходило, и я, напрягая силы, пытался хоть немного ослабить веревки.
На твердом кожистом покрытии паразита, посередине, вдруг появилась вертикальная линия. Прямо у меня на глазах трещина становилась шире и шире, и вскоре показалось мерзкое переливающееся мутными цветами тело этой твари. До меня наконец дошло, что паразит разделился и теперь высасывает из моего отца жизнь, чтобы хватило на двоих титанцев.
И в то же мгновение я понял, что моей собственной свободной жизни осталось от силы минут пять. Мой новый хозяин уже родился и вот-вот будет готов перебраться ко мне на спину.
Если бы было возможно разорвать путы усилием человеческой воли, я бы это сделал. Старик не обращал на мои потуги никакого внимания. Я даже думаю, что он вообще ничего не замечал. При делении контроль над носителем наверняка ослабевает, и, видимо, паразиты просто парализуют своих рабов. Старик, во всяком случае, сидел совершенно неподвижно.
К тому времени, когда я, обессилев и потеряв всякую надежду вырваться, сдался, по телу самого
