совершенно свободен от каких бы то ни было моральных и этических ограничений.
Итак, Сулла вознамерился избавиться от Помпея Руфа совершенно новым и изощренным способом, — способом, который использовал его умственные способности и избавлял его от беспокойства. Зачем подвергаться риску быть убитым самому, когда всегда найдутся люди, которыми можно пожертвовать?
— Мой дорогой Квинт Помпей, тебе необходимо развеяться, — сказал Сулла своему младшему коллеге с величайшей серьезностью и теплотой. — От меня не могло укрыться, что с момента смерти нашего дорогого мальчика ты пребываешь в слишком мрачном настроении. Ты чересчур легко расстраиваешься. Ты утратил свою способность быть беспристрастным. Ты не в состоянии увидеть всю масштабность нашего замысла, который мы сплели для ткацкого станка правительства. Малейшие вещи могут привести тебя в уныние! Однако я не думаю, что тебе нужны каникулы. Нет, тебе нужна небольшая, но трудная работа.
Блеклые глаза Помпея теперь были устремлены на Суллу с напряженным вниманием. Стоило только поблагодарить судьбу за то, что ему, Помпею, выпало стать консулом одновременно с одним из самых выдающихся людей в истории Рима. Кто бы мог предположить это в те дни, когда их союз еще только образовался?
— Я знаю, что ты прав, Луций Корнелий, — сказал Помпей Руф, — и, вероятно, прав во всем. Мне нелегко смириться с тем, что случилось. Но если тебе кажется, что я могу быть полезным, — что ж, я очень рад.
— Существует одно немаловажное дело, в котором может добиться успеха только консул, — сразу же откликнулся Сулла.
— Что же это?
— Ты должен освободить Помпея Страбона от командования.
Неприятная дрожь охватила младшего консула, который теперь взглянул на Суллу более внимательно.
— Но я не думаю, что Помпей Страбон согласится расстаться со своим командованием охотнее, чем ты!
— Напротив, мой дорогой Квинт Помпей. На днях я получил от него письмо. В нем он спрашивает, нельзя ли устроить так, чтобы освободить его от командования. И он специально просил, чтобы это сделал ты. Твоей главной обязанностью будет проследить за роспуском армии. Сопротивление италиков на севере уже сломлено, а потому нет дальнейшей необходимости держать там войска. Тем более что Рим не может далее продолжать платить им. — Сулла посерьезнел. — Я предлагаю тебе не синекуру, Квинт Помпей. Я знаю, почему Помпей Страбон сам захотел освобождения от командования. Ему не хочется испытать на себе ненависть солдат. Так что давай позволим другому Помпею сделать это!
— Это меня не беспокоит, Луций Корнелий, — отозвался Помпей Руф, пожимая плечами, — я благодарен тебе за предложенную работу.
Сенат издал декрет на следующий день. Гней Помпей Страбон освобождался от командования; оно передавалось Квинту Помпею Руфу. Помпей Руф немедленно покинул Рим, уверенный в том, что ни один из осужденных беглецов еще не схвачен. Ему совсем не хотелось лишать их жизни и чести после всего, что произошло.
— Ты можешь действовать так, как будто ты сам послал себя с этим поручением, — говорил ему Сулла, вручая приказ Сената, — только сделай мне одно одолжение, Квинт Помпей: прежде чем ты передашь Помпею Страбону распоряжение Сената, вручи ему вот это письмо от меня и попроси, чтобы он прочитал его вначале.
Так как Помпей Страбон в это время находился в Умбрии со своими легионами, раскинувшими лагерь снаружи Аримина, то младший консул поехал по Фламиниевой дороге, самой большой дороге, ведущей на север. Хотя зима еще не наступила, погода в этих высотах была чрезвычайно холодной, и Помпей Руф путешествовал в теплой закрытой повозке. Он взял с собою достаточное количеством багажа, который везла запряженная мулами двуколка. Поскольку Помпей Руф направлялся в район расположения войск, его эскортом были ликторы и несколько его собственных рабов. Двигаясь по Фламиниевой дороге, он был избавлен от необходимости останавливаться на постоялых дворах, поскольку знал владельцев больших поместий на всем протяжении пути и останавливался у них.
В Ассизии его хозяин, старый знакомый, долго извинялся за те условия, которые мог предложить гостю.
— Времена изменились, Квинт Помпей, — вздыхал он, — я вынужден тратить слишком много! Да еще — как будто у меня и так мало неприятностей! — я подвергся нашествию мышей!
Таким образом, Квинт Помпей Руф отправился спать в комнату, которую помнил обставленной намного роскошнее; ныне же она оказалась не только более скудной, но и более холодной, поскольку проходившая мимо армия сорвала с ее окон ставни и пустила их на растопку. Долгое время младший консул не мог заснуть, прислушиваясь к беготне и писку мышей и размышляя о том, что происходит в Риме. Страх наполнял его душу, поскольку не в его силах было что-либо исправить. Он чувствовал, что Луций Корнелий зашел слишком далеко. Существовали такие вещи, с которыми нельзя было не считаться. Многие поколения народных трибунов, с важным видом выступавших на Римском Форуме от лица плебса, теперь были подвергнуты оскорблениям. Старший консул надежно защищен от того смятения, которое вносят в общество его законы. Но люди, подобные ему, Квинту Помпею Руфу, должны терпеть стыд и обвинения сограждан.
Помпей Руф поднялся на рассвете. В морозном воздухе изо рта поднимался пар. Младший консул, трясясь и клацая зубами, торопливо собирал свою одежду: пару коротких штанов до колен, теплую куртку с длинными рукавами, две теплые туники, одна на другую, носки из грубой шерсти. Но когда Квинт Помпей Руф поднял сандалии и сел на край постели, чтобы обуть ноги, он обнаружил, что за ночь мыши полностью сгрызли подошвы. Мурашки пошли по его коже, он ощущал их в сером свете наступающего дня. От переполнявшего его ужаса Помпей Руф затрясся всем телом. Он был суевернее, чем любой пицен, и знал, что означают съеденные мышами сандалии. Мыши были предвестниками смерти. Он должен погибнуть. Это было пророчество.
Слуга принес другую пару сандалий и, встав перед Помпеем Руфом на колени, обул его, а тот, встревоженный и молчаливый, все еще сидел на краю постели. Как и его господин, слуга хорошо понял предзнаменование и взмолился богам, прося их о том, чтобы это оказалось неправдой.
— Господин, не надо думать об этом, — сказал он.
— Мне суждено умереть, — отозвался Помпей Руф каким-то безжизненным голосом.
— Чушь! — в сердцах проговорил слуга, помогая своему господину подняться на ноги. — Я — грек! О богах подземного царства я знаю намного больше, чем римляне! Аполлон — бог жизни, света и здоровья, а ведь мыши считаются его священными животными! Нет, я думаю, предзнаменование означает, что именно на севере ты излечишься от всех своих бед.
— Это означает, что я скоро умру, — словно окаменев, повторил Помпей Руф.
Он въехал в лагерь Помпея Страбона через три дня, уже более или менее примирившись со своей судьбой, и нашел своего дальнего родственника в большом доме, напоминающем крестьянский.
— Вот так сюрприз! — сердечно произнес Помпей Страбон, протягивая правую руку. — Входи, входи!
— У меня с собой два письма, — сообщил Помпей Руф, садясь на стул и принимая чашу с прекрасным вином, лучше которого он не пробовал с тех пор, как покинул Рим. — Луций Корнелий просил, чтобы ты прочел его письмо первым. Второе — от Сената.
Помпея Страбона передернуло, когда младший консул упомянул Сенат, но вслух он ничего не сказал и ничем не выдал своих чувств. Он сломал печать Суллы.
Мне больно, Гней Помпей, что я обязан по требованию Сената послать к тебе твоего кузена Руфа при таких обстоятельствах. Никто так не признателен тебе за те услуги, которые ты оказал Риму, как я. И никто более меня не был бы тебе признателен еще за одну услугу, которая является самой важной для нашего общего будущего.
Наш общий коллега Квинт Помпей замкнулся в своей печали. С момента смерти его сына — моего зятя и отца двух моих внуков — наш бедный дорогой друг потерял душевное равновесие. Поскольку его
