трусившего на ослике молодого и весьма недалекого раба-галата, даже не имевшего представления о том, кто его хозяин, направился в Пессинунт. Там, в святилище Великой богини Кубабы Кибелы, он открыл Баттаку, кто он такой, и привлек верховного жреца на свою службу, получая от него многие полезные сведения. Из Пессинунта царь проследовал по долине реки Меандр в римскую провинцию Азия.
Путь его лежал через города Карии. Грузный восточный купец, отличающийся неуемным любопытством, но не слишком распространяющийся о своей торговле, он торопился из города в город, то и дело поколачивая своего тупицу-раба, все замечая и мотая на ус. Он не брезговал трапезой в компании других купцов на постоялых дворах, бродил по базарам, вступая в беседу с любым, кто мог утолить его любопытство, шатался по набережным в эгейских портах, тыкая пальцем в тяжелые тюки и принюхиваясь к запечатанным амфорам, флиртовал с деревенскими красавицами и щедро вознаграждал их, когда они дарили ему утехи, вслушивался в рассказы о богатствах, накопленных в святилищах Асклепия на Косе и в Пергаме, Артемиды в Эфесе, а также о несметных сокровищах Родоса.
Из Эфеса он повернул на север, посетил Смирну и Сарды и в конце концов прибыл в Пергам, столицу римского наместника. Расположенный на вершине горы, город сиял, как шкатулка с драгоценностями. Здесь царь впервые получил возможность лицезреть настоящее римское войско, представленное небольшим отрядом, охраняющим наместника. В Риме полагали, что провинция Азия не подвергается риску нападения, поэтому солдаты для отряда набирались из местных вспомогательных войск. Митридат пристально наблюдал за всеми восьмьюдесятью воинами, подмечая, как тяжелы их доспехи, как коротки мечи, как малы наконечники копий, как слаженно они маршируют, несмотря на смехотворность обязанностей, которые им приходилось выполнять. Здесь же ему впервые довелось любоваться тогой с пурпурной оторочкой — ее носил сам наместник. Сия особа, сопровождаемая ликторами в малиновых туниках, каждый из которых нес на левом плече фасции — ибо наместник имел полномочия приговаривать виновных в преступлениях к смерти, — казалось, смотрит именно на него, Митридата, как он ни пытался смешаться с людьми в скромных белых тогах. Последние, как выяснилось, были публиканами — откупщиками, собиравшими в провинциях налоги. Судя по тому, с какой важностью они шествовали по отлично спланированным улицам Пергама, они считали вершителями судеб провинции не Рим, а самих себя.
Митридат и помыслить не мог, чтобы завязать беседу с этими высокопоставленными особами, такими занятыми, преисполненными сознания собственной значимости — слишком важными, чтобы уделить время какому-то купцу. Он просто примечал их, тем более что это было совсем нетрудно, поскольку вокруг них неизменно сновали прислужники и писцы, и потом узнавал все, что ему требовалось, в пергамских тавернах, за дружеской беседой, которую уж никак не могли подслушать откупщики.
«Они сосут из нас все соки». Эти слова он слышал столь часто, что был склонен принимать их за истину, а не просто за ворчание богачей, намеренно скрывающих свой достаток, как это делали богатые земледельцы и владельцы торговых монополий.
— Как это так? — спрашивал он сперва по неведению, но всякий раз слышал: «Где ты был все те тридцать лет, что минули после смерти отца Аттала?»
Пришлось сочинить историю о длительных скитаниях вдоль северных берегов Понта Эвксинского, тем более что, вздумай кто-нибудь выспрашивать его об Ольвии или Киммерии, он вполне был способен удовлетворить даже самое острое любопытство.
— В Риме, — растолковывали ему, — двое наивысших чиновников именуются цензорами. Цензор — выборная должность (не странно ли?); до этого цензор должен побыть консулом, чтобы любому было ясно, что это за важная персона. В любой нормальной греческой общине государственными делами ведают государственные служащие, а не люди, которые год назад командовали армиями. Иначе в Риме, где цензоры — полные невежды по части хозяйства. Однако они держат под контролем решительно все государственные дела и на протяжении пяти лет заключают от имени государства все контракты.
— Контракты? — переспрашивал восточный деспот, непонимающе хмурясь.
— Контракты. Самые обыкновенные, но с той особенностью, что это — контракты между компаниями и римским государством, — ответил пергамский купец, которого угощал Митридат.
— Боюсь, я слишком долго пробыл в краях, где делами вершат одни цари, — объяснял царь. — Разве у римского государства нет слуг, которые следили бы за порядком?
— Только магистраты: консулы, преторы, эдилы и квесторы, и все они пекутся лишь об одном — чтобы пополнялась римская казна. — Пергамский купец усмехнулся. — Естественно, дружище, на самом деле чаще всего главная их забота состоит в том, чтобы набить собственную мошну!
— Продолжай! Это так интересно!
— Во всех наших бедах виноват Гай Гракх.
— Один из братьев Семпрониев?
— Он самый, младший. Он провел закон, согласно которому налоги в Азии собирают компании из специально обученных людей. Таким образом, полагал он, римское государство будет исправно получать свою долю, не имея на содержании специальных сборщиков налогов. Из этого его закона и вылупились наши азиатские публиканы, которые выколачивают из нас налоги. Римские цензоры объявляют соискателям контрактов условия, устанавливаемые государством. Что касается налогов, уплачиваемых провинцией Азия, то они объявляют количество денег, которое должно поступать в казну ежегодно на протяжении пятилетнего срока, а не сумму налоговых поступлений от провинции Азия. Сумму налогов определяют сами налоговые компании, а им надо сперва получить личную прибыль, а уж потом выплатить казне предусмотренную контрактом сумму. Вот и сидит туча счетоводов, вооруженных счетами, определяя, сколько денежек можно выжимать из провинции в год на протяжении пяти лет; только потом заключаются контракты.
— Прости мне мою тупость, но какое значение имеет для Рима сумма контракта, раз государство уже сообщило подрядчикам, сколько денег намерено получить?
— Ну, эта сумма, друг мой, — строгий минимум, на который готова согласиться казна. Получается следующее: каждая компания публиканов предлагает сумму, значительно превышающую этот минимум, чтобы завоевать расположение казны, естественно, предусматривая немалый барыш для себя!
— Теперь понимаю, — кивнул Митридат, пренебрежительно фыркая. — Контракт заключается с той компанией, которая обещает наибольшую прибыль.
— Совершенно верно.
— Однако на какую сумму заключается контракт: только ли на ту, что должна быть передана казне, или на все деньги, включая этот самый немалый барыш?
— Только на ту, что уплачивается государству, дружище! — усмехнулся купец. — То, сколько компания оставит себе, касается ее одной, и, можешь мне поверить, цензоры не задают лишних вопросов. Контракт заключается с компанией, пообещавшей казне наибольшую отдачу.
— А случается ли, чтобы цензоры заключали контракт с компанией, предложившей меньше, чем другая, обещающая максимум?
— На моей памяти такого не случалось.
— Скажи мне, прогнозы этих компаний — остаются ли они в рамках разумного или же чересчур оптимистичны? — Задавая вопрос, Митридат заранее знал ответ.
— А сам ты как думаешь? Публиканы, делая свои оценки, опираются на данные, получаемые в саду Гесперид, а не в Малой Азии Атталы! Стоит нашему производству хоть немного упасть, как публиканов охватывает паника: как же, сумма, которую они подрядились уплатить казне, грозит превысить реальный сбор! Если бы они, заключая контракты, оперировали реальными цифрами, всем было бы только лучше. А так, чтобы заплатить налоги, мы должны не потерять ни одного зернышка в амбарах, сохранить всех овец и приплод при ягнении, продать все амфоры с вином, все коровьи шкуры, все меры оливок, все до последней нитки, и если мы этого не сделаем, сборщики налогов начнут выжимать нас, как белье после стирки, — с горечью растолковывал купец.
— Как именно они вас притесняют? — полюбопытствовал Митридат, который не заметил в провинции ни единого армейского лагеря.
— Призывают киликийских наемников из районов, где голодают даже выносливые киликийские овцы, и предоставляют им полную свободу распускать руки. Я видел, как целые области продавались в рабство, до последней женщины и ребенка, независимо от возраста. Видел, как в поисках денег перекапывались поля и сносились дома. Друг мой, если бы я поведал тебе обо всем, что вытворяют сборщики налогов, ты залился
