жаркие объятия.
Обе зарыдали, не вынеся неожиданности встречи и мысли о стольких потерянных годах; затем, устроив дочь поудобнее, Корнелия пересела в придвинутое к самой кровати кресло. Уже начавший туманиться взор дочери впился в простоватое лицо, свойственное всем Сципионам, старушечий наряд, неухоженную прическу. В этом взоре сквозило недоумение.
— Я-то представляла тебя красавицей, мама, — призналась она.
— Ты хочешь сказать, заправской погубительницей мужчин.
— Отец, даже брат…
Корнелия погладила ее худую руку и улыбнулась.
— О, они — Ливии Друзы, что тут еще скажешь? А я люблю жизнь, девочка! И всегда любила. Люблю смеяться, не слишком серьезно отношусь ко всему окружающему. Среди моих друзей хватало и мужчин, и женщин. Но — друзей! Однако в Риме у женщины не может быть друзей-мужчин без того, чтобы полгорода не решило, что у нее на уме нечто иное, кроме простого общения. Как оказалось, того же мнения придерживался твой отец. Мой муж. А я все равно не хотела отказываться от друзей — и мужчин, и женщин. При этом я не могла смириться со сплетнями и с тем, что твой отец неизменно верил всему, что болтали о его жене. Он ни разу не принял мою сторону!
— Значит, у тебя так и не было любовников? — спросила Ливия Друза.
— Не было, пока я жила с твоим отцом. Я стала жертвой злых сплетен. И все-таки я поняла, что если останусь с твоим отцом, то погибну. Поэтому после рождения Мамерка я не стала разубеждать его, когда он вообразил, будто мальчик приходится сыном старому Мамерку Эмилию Лепиду, одному из моих ближайших друзей. Однако и он не был моим любовником, как, впрочем, и все остальные. Когда старый Мамерк предложил усыновить мое дитя, твой отец немедленно согласился — при условии, что и я покину его дом. Однако он так и не развелся со мной — не странно ли? Старый Мамерк был вдовцом, поэтому он с радостью принял у себя мать усыновленного им ребенка. Я попала в гораздо более счастливый дом, Ливия Друза, где прожила со старым Мамерком как его жена, пока он не умер.
Ливия Друза заставила себя приподнять голову от подушки.
— А я была уверена, что ты потеряла счет любовникам!
— Так оно и было, милое дитя, но уже после смерти старого Мамерка. Целые дюжины! Однако, да будет тебе известно, любовники надоедают. Они — всегда лишь способ изучения человеческой натуры в отсутствие сильной привязанности. Наступает день просветления — и ты осознаешь, что любовная связь доставляет больше хлопот, чем она того стоит, и что-то неуловимое, чего тебе недостает, так и не найдено. С последним любовником я рассталась уже несколько лет назад. Я чувствую себя гораздо счастливее, просто живя со своим сыном Мамерком и наслаждаясь обществом друзей. Во всяком случае, так обстояло дело до его женитьбы. — Она скривилась. — Невестка мне не по нраву.
— Мама, я умираю! Теперь я тебя никогда не узнаю!
— Лучше что-то, чем совсем ничего, Ливия Друза. Не стоит во всем винить твоего брата. — Корнелия не испытывала колебаний, говоря чистую правду. — Оставив твоего отца, я не делала попыток увидеться с тобой или с твоим братом Марком. Могла бы, но не делала… — Она выпрямилась и ободряюще улыбнулась дочери. — Кто это сказал, что ты умираешь? С тех пор как ты родила своего ребеночка, минуло уже почти два месяца. Что-то долго он тебя убивает!
— Я умираю не из-за него, — прошептала Ливия Друза. — Меня прокляли. Я стала жертвой дурного глаза.
От удивления Корнелия разинула рот.
— Дурной глаз? О, Ливия Друза, это же небылицы! Ничего подобного не существует.
— Нет, существует.
— Не существует, дитя мое! И кто способен так люто ненавидеть тебя? Уж не бывший ли твой муженек?
— Нет, он обо мне даже не вспоминает.
— Тогда кто же?
Однако Ливия Друза затряслась, не желая отвечать.
— Нет, скажи! — Повелительные нотки в голосе матери лучше всего остального выдавали в ней представительницу рода Сципионов.
Больная скорее выдохнула, нежели произнесла вслух имя дочери:
— Сервилия…
— Сервилия? — Корнелия усиленно соображала, сведя на переносице брови. — А-а, дочь от первого мужа?
— Да.
— Понятно. — Она потрепала Ливию Друзу по руке. — Не стану наносить тебе оскорбление, обвиняя в этой беде единственно твое воображение, однако тебе следует побороть страх. Зачем доставлять девчонке столько удовольствия?
Заметив на полу тень, Корнелия обернулась и, узрев в дверях высокого рыжеволосого мужчину, одарила его приветливой улыбкой.
— Ты, наверное, Марк Порций, — сказала она, вставая. — Я — мать Ливии Друзы. Только что мы беседовали с твоей женой по душам. Пригляди-ка за ней, а я схожу за ее братом.
Проходя между колонн, она наконец наткнулась на старшего сына, который сидел пригорюнившись у фонтанчика.
— Марк Ливий! — решительно окликнула она его. — Знал ли ты, что твоя сестра считает себя жертвой сглаза?
— Не может быть! — Друз был потрясен.
— Еще как может! Будто бы ее сглазила ее собственная дочь по имени Сервилия.
Он поджал губы:
— Понимаю…
— Ты как будто не удивлен, сын мой?
— Уже нет. Этот ребенок представляет нешуточную опасность. Держать ее в этом доме — все равно что оказывать гостеприимство Сфинксу, чудовищу, способному осуществить самые зловредные замыслы.
— Неужели Ливия Друза и впрямь может умереть, поверив, что ее прокляли?
Друз покачал головой.
— Мама, — произнес он, сам не замечая, как с его губ сорвалось это слово, — Ливия Друза умирает от повреждения, нанесенного ее внутренностям во время рождения последнего ребенка. Таково мнение лекарей, которым я верю. Повреждение не зажило, а разрастается. Ты не почувствовала, какой запах стоит в ее комнате?
— Конечно, заметила. Однако она, по-моему, относит все на счет проклятия.
— Сейчас приведу девчонку, — решил Друз и встал.
— Признаюсь, мне хочется на нее взглянуть, — молвила Корнелия, усаживаясь на место сына. Ей было о чем подумать в ожидании внучки: нечаянно сорвавшееся с губ сына слово «мама» занимало сейчас все ее мысли.
…Маленькая, очень смуглая, красивая какой-то загадочной красотой, при этом горящая таким огнем, наполненная такой силой, что бабушка сравнила ре с домиком, построенным на жерле огнедышащего вулкана. В один прекрасный день раздастся взрыв, крыша взовьется в воздух, и она предстанет миру во всей своей истинной красе. Яд и ураган! Что же послужило причиной ее несчастья?
— Сервилия, познакомься со своей бабушкой Корнелией, — сказал Друз, не отпуская плеча племянницы.
Сервилия фыркнула и ничего не ответила.
— Я только что побывала у твоей матери, — сказала бабушка. — Ты знаешь, что она воображает, будто ты ее прокляла?
— Да? Вот и хорошо, — ответила Сервилия. — Я ее действительно прокляла.
— Так. Спасибо, — ответила бабушка и махнула рукой без всякого выражения на лице. — Возвращайся в детскую!