— Верно, я из рода Корнелиев. Но моя фамилия не Сципион, и Эмилий Павел не приходится мне дедом. К тому же я никогда не был хорошим оратором, и до того, как я стал городским претором, завсегдатаи Форума не отличили бы меня от какого-нибудь евнуха. Все свои надежды я возлагал на этот исторический пакт с парфянами и на то, что мне первым среди римских полководцев удалось побывать к востоку от Евфрата. Однако все взгляды сосредоточены не на мне, а на Друзе и его деяниях.
— Если он решит баллотироваться в консулы, то пройдет.
— Он бы выиграл, даже если против него выставили бы кандидатуры Сципиона Африканского и Сципиона Эмилиана. И признаюсь, Квинт Помпей, я и сам восхищен тем, что делает Друз.
— И я тоже, Луций Корнелий.
— Ты полагаешь, он прав?
— Да.
— Верно. Я тоже так думаю.
За столом снова воцарилось молчание. Остальные посетители таверны с почтительным любопытством пялились на двух государственных мужей в парадных тогах.
— А как ты посмотришь на то, — вновь заговорил Помпей Руф, вертя в руках пустой кубок, — чтобы подождать еще пару лет и баллотироваться вместе со мной? Мы с тобой оба городские преторы, оба военные и имеем хороший послужной список, оба немолоды и оба располагаем кое-какими средствами. Избирателям такой союз наверняка придется по нраву, так как обещает хорошее взаимодействие между консулом и заместителем. Вместе, думаю, шансы у нас окажутся выше, чем поодиночке. Что ты на это скажешь, Луций Корнелий?
Взгляд Суллы остановился на багровом лице Помпея Руфа, его ярко-голубых глазах, неправильных, чуть кельтских чертах, копне вьющихся рыжих волос. После короткой паузы Луций Корнелий произнес:
— Я скажу, что мы бы составили превосходную пару! Двое рыжих с разных флангов Сената: любо- дорого посмотреть! Такой союз способен завоевать симпатии нашего придирчивого, капризного электората. Они любители поострить — а что может быть лучшей мишенью для острот, чем двое консулов одной масти и статей, но из разных конюшен? — Сулла протянул собеседнику руку. — Так мы и сделаем! К счастью, седины или лысины, которые испортили бы весь эффект, ни у одного из нас нет, друг.
— Значит, договорились, Луций Корнелий! — Помпей Руф стиснул протянутую ему руку и просиял.
— Договорились, — подтвердил Сулла, вдохновленный мыслью воспользоваться для достижения своей цели богатством нового союзника. — Кстати, у тебя ведь есть сын?
— Есть.
— Сколько ему?
— В этом году будет двадцать один.
— Он уже помолвлен с кем-нибудь?
— Пока нет, а что?
— У меня есть дочь. Патрицианка, как по отцовской, так и по материнской линиям. В июне, после того как мы выдвинем наши кандидатуры на выборах, ей исполнится восемнадцать. Ты бы согласился тогда, чтобы я выдал ее за твоего сына?
— Еще бы, Луций Корнелий!
— Приданое ей обеспечено. Ее дед перед смертью завещал ей сорок талантов серебра — больше миллиона сестерциев. Этого достаточно, не так ли?
Помпей Руф с готовностью кивнул и добавил:
— А о нашем намерении баллотироваться вместе мы объявим на Форуме уже сейчас, идет?
— Отличная мысль! Это самый верный способ приучить избирателей к нашим кандидатурам, так что, когда придет время, они проголосуют за нас автоматически…
— Ага! — вдруг прервал их беседу чей-то голос.
Это оказался Гай Марий. Пройдя мимо разинувших рты пьянчуг, он направился прямо к столику Суллы и Руфа, уселся и заговорил:
— Наш уважаемый принцепс Сената сказал, что я найду тебя тут, Луций Корнелий. — Марий обернулся к трактирщику и попросил: — Принеси-ка мне, Клоатий, твоего обычного уксуса!
— Сейчас, — отозвался тот и, видя, что кувшин на столе сиятельных собеседников уже почти пуст, добавил: — Что вы, италики, можете понимать в вине?
— Клоатий! — усмехнулся Марий. — Попридержи язык и следи за своим поведением!
Когда с обменом любезностями было покончено, вновь пришедший перешел к делу:
— Я хотел бы знать, как вы оба относитесь к новым законам Ливия?
— Тут мы единодушны, — ответил Сулла.
После своего возвращения из путешествия он несколько раз пытался встретиться с Марием, но великий государственный муж оказался совершенно недостижим. У Суллы не было оснований полагать, что тот намеренно избегал его: видимо, время для визитов всякий раз выбиралось невпопад. Тем не менее после последней неудачи Сулла поклялся, что больше попыток предпринимать не станет. В результате он так до сих пор и не поведал Марию, что с ним произошло на Востоке.
— И каково же ваше единодушное мнение? — настаивал Марий, словно не замечая обиды в голосе Суллы.
— Они справедливы.
— Прекрасно, — отозвался Марий, откидываясь назад, чтобы дать Клоатию поставить на стол наполненный кувшин. — Так вот: сейчас Ливию важен каждый сторонник для того, чтобы провести законопроект о земле. И я обещал ему вербовать их от его имени.
— Желаю успеха, — произнес Сулла, не найдя ничего лучшего.
— Ты хороший городской претор, Помпей Руф, — повернулся Гай Марий к собеседнику Суллы. — Собираешься баллотироваться в консулы?
— Именно об этом мы с Луцием Корнелием только что говорили! — воскликнул тот. — Мы намерены с ним баллотироваться вдвоем через три года.
— Умно придумано! — похвалил Марий, мигом уловив суть, и рассмеялся. — Отличная пара! Пусть достанет у вас решимости. Если союз ваш не распадется, вы с легкостью победите на выборах.
— Мы тоже так считаем, — откликнулся Помпей Руф. — И решили скрепить наш союз браком между нашими детьми.
— Вот как? — Марий приподнял бровь.
— Да, я собираюсь выдать дочь за его сына, — словно оправдываясь, подтвердил Сулла.
«И отчего я чувствую себя не в своей тарелке в присутствии этого человека? — спрашивал себя Луций Корнелий. — Характер ли Мария тому виной или собственная моя неуверенность?»
Однако Марий в ответ на последнее заявление вздохнул с явным облегчением и почти вскричал от радости:
— Прекрасно! Ах как все тогда замечательно устраивается! Это решает фамильную дилемму. Все — и Юлия, и Элия, и Аврелия — будут просто счастливы!
— Что ты имеешь в виду? — нахмурился Сулла.
— Моего сына и твою дочь, — как всегда бестактно рубанул тот. — Они, похоже, слишком нравятся друг другу. Но покойный Цезарь завещал, чтобы двоюродные братья и сестры не женились между собой. И я с ним вполне согласен. Тем не менее мой отпрыск и твоя дочь успели надавать друг другу абсурдных клятв.
Это известие поразило Суллу как гром среди ясного неба. Он никогда не задумывался о возможности такого союза и так редко общался с дочерью, что та ни разу не сказала ему ничего о Марии-младшем.
— Ага… Я, видно, слишком часто бываю в отъездах, Гай Марий. Я всегда это подозревал, — произнес он наконец.
Помпей Руф, в некоторой растерянности прислушивавшийся к этому разговору, прочистил горло и робко вставил:
— Если возникли какие-то осложнения, Луций Корнелий, то не волнуйся насчет задуманной нами помолвки.
— Никаких осложнений, Квинт Помпей! — решительно заверил его Сулла. — Они двоюродные брат и