руки. К тому же Форбрингеру подчиняются все полицейские силы, и пока есть сложности, с продовольствием, он имеет право вводить чрезвычайное положение. Поверь мне, я уже больше года пытаюсь в этом разобраться, и получается, что либо один из них, либо все трое заинтересованы в том, чтобы все оставалось по-прежнему. Они готовы и на саботаж Проекта, и на похищение специалистов класса Эбнера…
Он вдруг замолчал на полуслове.
— Но ты мне так и не рассказала, как его похитили, — обратился он к Габи.
— Я не уверена в том, что его похитили, — ответила девушка. — Может быть, он согласился с ними уехать, хотя в это трудно поверить. Я уже говорила, что ночью они заперлись с Лукасом вдвоем… Лукас, дружище, не упрямься! Ну что, что случилось тем утром, пока я спала?
— Эб велел мне спрятаться, — нехотя откликнулся Лукас, — он сказал, чтобы я не попадался на глаза тем, кто придет. Я сделал, как он хотел. Люди подошли к двери…
— Сколько их было? — спросил Рэйф.
— Двое.
— Нормальные люди? Не такие, как были сегодня в доме?
— От них пахло человеком.
— Они подошли к двери, — подсказал Рэйф, — и Эб открыл им, так? Что было дальше?
— Эб говорил. Они говорили. В прихожей.
— О чем?
Лукас молчал. Казалось, он и не собирается отвечать. Потом заговорил снова.
— Навсегда, — сказал он.
Рэйф от удивления даже перестал следить за приборами и уставился на Лукаса.
— Навсегда? — переспросил он.
— Навсегда, — повторил волк. — Еще говорили. О другом. Те двое сказали «навсегда» несколько раз. Один раз Эб сказал. Потом ушел с ними и закрыл дверь. Я слышал, как они уехали.
Рэйф и Габи переглянулись.
— Все это не очень похоже на похищение, — заметил он. — Возможно, на то была его воля?
— Нет, — отозвался Лукас, — он был грустным и не хотел ехать. Он ненавидел тех, что пришли. Я знаю. Я чую.
— Да-а… — протянул Рэйф; немного подумав, он снова обратился к Габи. — И никакой записки? Ты ничего не находила?
— Он написал только, чтобы мы доверяли тебе… Ты думаешь, мы бы с тобой поехали, если бы Эб нас не предупредил?
— Подозреваю, что нет. Значит, не только те шестеро, которых я сегодня встретил, но и Эб знал, что я появлюсь здесь? Каким образом? — резко спросил он.
— Я… я не знаю, — пробормотала она, отодвигаясь от него насколько позволяло сиденье. Сзади донеслось негромкое, но вполне красноречивое ворчание. Рэйф постарался расслабиться.
Габи продолжила:
Повторяю, это мог знать Наставник.
— Ты действительно веришь во всю эту ерунду?
— Не верила, пока Эб не сказал, что говорил с ним, — глаза ее заблестели. — Год назад я и не слыхивала о нем. Ты ведь знаешь, мы жили тихо, замкнуто. Эб был погружен в свои исследования. Нам даже поговорить толком было не с кем. Полагаю, мы последними узнали о Наставнике. Про зомби нам, разумеется, было известно с самого начала…
Габи замялась.
— По правде говоря, Эб из нас тоже сделал что-то вроде зомби.
— Вы? — изумился Рэйф. — Ни у кого из вас, значит, не было врожденного иммунитета к излучению?
— Я… не думаю, — девушка снова нахмурилась. — Не помню точно. Эб начал работать со мной, как только я вернулась из больницы, после аварии. А Лукас, естественно, был одним из его подопытных животных. Эб принес его, когда волчонку исполнилось всего несколько недель. Какой щеночек был, прелесть!
— Значит, Эб начал работать с тобой, когда ты выписалась? — задумчиво повторил Рэйф. — А в больнице? Ты не помнишь, действовало на тебя излучение?
Она сидела молча, потом вздрогнула.
— Помню. Теперь помню. Ночные кошмары.
— Какие, Габи?
— Я… — начала было девушка, но осеклась. — Нет, не могу вспомнить. Я только знаю, что там было какое-то несоответствие. Несоответствие между «здесь» и «там», между реальным миром и тем, каким он был во сне.
Она тряхнула головой, отгоняя воспоминания.
— Когда я вернулась, Эб велел мне спать только днем. Он научил нас сопротивляться излучению и бодрствовать.
— Он не объяснял, почему не следует спать?
— Объяснял… Это что-то вроде… — она нахмурилась, напрягая память. — Все, теперь вспомнила. Он объяснял, что это связано с уязвимостью. Заснув во время работы станции, человек подвергает опасности свой мозг. Так и я, проведя полсуток без сознания, стала инвалидом. Подобные и еще более глубокие нарушения могут появиться у каждого. С тех пор я отучала себя спать по ночам. И он. И Лукас.
— Что говорил Эб про зомби? — спросил Рэйф. — Меня интересует, откуда, по его мнению, у них врожденный иммунитет?
— Он вообще считал, что никакого врожденного иммунитета нет и быть не может, — ответила девушка. — Ведь среди животных и птиц зомби не бывает. И Эб в итоге пришел к выводу, что все, кто может бодрствовать во время излучения, от обыкновенного лунатика до человека, способного ходить, водить машину, совершать какие-то осмысленные действия, — все они либо осознанно управляют альфа-ритмами мозга, либо интуитивно научились этому.
Габи вдруг повернулась и посмотрела Рэйфу прямо в лицо.
— А ты? У тебя явный иммунитет, хотя Эбнер с тобой не работал. Как ты этого добился?
— Эб, скорее всего, прав, — ответил Рэйф. — Как только я узнал об излучении и о зомби, я собрал об этом всю возможную информацию. Меня всегда злило, если я не мог сделать чего-то, что подвластно хотя бы одному человеку. Мои изыскания подвели меня к мысли о йоге, и последнее время я довольно серьезно ею занимался. Так что, если пользоваться терминологией Эба, я одновременно и осознанно, и неосознанно тренированный.
— И, должна заметить, неплохо тренированный, — добавила Габи. — Со стороны кажется, словно тебе это вовсе не трудно.
— Не обольщайся на мой счет, — сказал Рэйф. — Двигаться я, конечно, могу, но ощущение такое, словно идешь против течения.
— Странно, мне это не заметно.
— Не забывай, восприятие у нас тоже замедлено, — сказал Рэйф. — Однако тут есть еще один интересный момент. Дважды за сегодняшнюю ночь я дрался, причем знал, что исход драки — вопрос жизни и смерти. Так вот в эти моменты я вовсе не чувствовал действия излучения.
Он еще раз вспомнил свою схватку с теми двумя типами на перегороженной улице, мерзкое ощущение дребезжания во всем теле, которое начиналось сразу, как включалась станция, и исчезало в момент борьбы.
— Дело, я думаю, в адреналине, он как-то помогает бороться с излучением, — продолжал Рэйф, — хотя, с другой стороны, это чушь, потому что адреналин — стимулятор, а ты видела, что со мной было после дексидрина. В то же время виски — депрессант, но именно он мне помог преодолеть вибрацию…
Тут Рэйф понял, что зря затронул эту тему. За время поездки действие алкоголя ослабло, а своими разговорами он спровоцировал новый приступ лихорадки.
— Надо было раньше сообразить и взять с собой хоть небольшой запас. Это как старый добрый
