Норман Спинрад
Сорняк времени

Искра разума, которая является моим сознанием, обитает там, где нет ни пространства, ни времени. Объективная продолжительность моей жизни — сто десять лет, но сам я ощущаю себя бессмертным, ибо мое сознание продолжает жить и за пределами отмеренного срока. Я и младенец, я и ребенок, и юноша, и дряхлый старик, умирающий на чистых белых простынях. Я — все эти люди одновременно, я всегда был ими и всегда буду ими там, где обитает мой разум: на острове вне потока времени.
Моя вечность — сто десять лет. Моя жизнь похожа на биографическую справку в энциклопедии: неизменная, инвариантная, ограниченная по длине, бесконечная по продолжительности. 3 апреля 2040 года я рождаюсь. 2 декабря 2150 года я умираю. Все события между этими датами пролетают в одно мгновение. Говорят, что я передвигаюсь вдоль них вперед и назад по собственной воле, переживая каждое из них снова. Даже это — лишь часть правды. Я переживаю каждое мгновение моих ста десяти лет одновременно, раз и навсегда.
…Как мне рассказать вам об этом? Поймете ли вы меня? Наш язык базируется на концепциях времени, а они-то у нас различны. Для меня времени не существует — во всяком случае существует не так, как для вас.
Я не передвигаюсь последовательно от мгновения к мгновению, подобно слепцу, ощупью бредущему по туннелю. Я обитаю во всех точках туннеля одновременно, и глаза мои широко раскрыты. Время для меня в определенном смысле то же самое, что для вас пространство, это территория, по которой я могу двигаться в разных направлениях.
Но как мне рассказать? Да и поймете ли вы меня? И вы, и я — люди, рожденные женщинами, но в каком-то смысле у вас со мной меньше общего, чем с обезьяной или амебой. Но я должен как-то сообщить вам о себе.
Я хочу рассказать так, как чувствую сам. Бессмысленно пытаться начать сначала. Начала нет. И конца нет. Лишь области времени, имеющие для меня какое-то значение. Позвольте мне описать их. Возможно, вы сумеете меня понять….
8 сентября 2050 года. Мне десять лет. Я в кабинете доктора Фиппса, доктора психиатрической клиники, в которой провел последние восемь лет, 12 июня 2053 года они наконец поймут, что я не сумасшедший. Это будет все, что они поймут, но этого окажется достаточно, чтобы выписать меня. Но 8 сентября 2050 года я все еще нахожусь в клинике.
8 сентября 2050 года — день возвращения первой экспедиции к Тау Кита. Этим событием полны все телепрограммы, вот почему я в кабинете директора и смотрю телевизор вместе с ним. Именно из- за этой экспедиции я и нахожусь в госпитале. Я говорил о ней все предыдущие десять лет. Я требовал, чтобы корабль подвергли карантину, привезенные образцы уничтожили, дабы воспрепятствовать их распространению на Земле. Большую часть моей жизни эти слова принимали за хрестоматийный симптом шизофрении — ведь корабль стартовал 12 июля 2048 года, а возвращался сегодня.
Но 8 сентября 2050 года они пребывали в экстазе встречи. Об этом дне я лепетал, едва появившись на свет, и наконец этот день наступил. И вот я вместе с доктором Фиппсом наблюдаю, как на телеэкране изображение корабля накладывается на изображение огромного бетонного поля.
— Заставьте их выслушать меня! — кричу я, прекрасно, зная, что это безнадежно. — Остановите их, доктор Фиппс, умоляю! — Фиппс смотрит на меня с некоторой тревогой. В его голубых глазах проявляется смесь жалости, смущения и страха. Он хорошо знаком с историей моей болезни. Пухлая папка, заполненная записями сотен сеансов терапии, лежит рядом с портативным телевизором на его столе. В каждой из этих записей фигурирует одна и та же дата: 8 сентября 2050 года — черный день моих «пророчеств». Слушайте же: экспедиция к Тау Кита 12 июля 2048 года. У звезды окажется 12 планет. Лишь единственная из них — пятая — будет подобна Земле, на ней найдут растительную и животную жизнь. Экспедиция привезет с собой образцы и семена небольшого растения с зелеными листьями и меленькими пурпурными цветками — оно получит название «tempis seti»… Позднее его станут называть просто «Темп». И прежде чем его свойства будут обнаружены, семена распространятся по всей Земле. Кто-то первый попробует листья «Темпа». И вскоре появятся люди, которые говорят о будущем. Их нарекут сумасшедшими — пока не наступят события, о которых они говорили…
Затем растение объявят вне закона наряду с наркотиками. Но как и любой запретный плод, «Темп» будет привлекать любителей острых ощущений. И в конце концов тех, кто пробовал «Темп», приравняют к опаснейшим преступникам. Правительства Земли попытаются вытянуть из искалеченных мозгов секреты будущего… Все это записано в истории моей болезни, с которой доктор Фиппс хорошо знаком. Восемь лет мои мрачные прогнозы считались на удивление стойко навязчивой идеей.
Но сегодня 8 сентября 2050 года. Как я и предсказывал, корабль с Тау Кита вернулся. Опускается пандус, экипаж начинает выходить, а доктор Фиппс смотрит на меня застывшим взглядом.
Репортеры со всех сторон обступают капитана корабля, и тот смущенно качает головой.
— Позвольте мне сначала сделать короткое сообщение, — решительно говорит он. — А вы поберегите силы на остальную команду.
Телеэкран заполняет узкое, с четкими чертами бледное лицо капитана.
— Экспедиция оказалась успешной, — говорит он. — В системе Тау Кита обнаружено двенадцать планет, пятая из них подобна Земле, на ней есть растения и примитивные животные. Очень странные животные…
— Что же в них странного? — выкрикивает вопрос репортер.
Капитан хмурится и пожимает широкими плечами.
— Ну, хотя бы то, что все они вроде бы травоядные и питаются одним из видов растений, доминирующим в местной флоре. Никаких хищников. И нетрудно понять почему. Не знаю, как бы вам это объяснить… Но, похоже, каждое животное заранее знает, что предпримет другая особь. И то, что собираемся сделать мы, тоже. Мы потратили чертовски много времени на сбор образцов. Нам кажется, что это связано вот с этим растением. Оно как-то влияет на чувство времени.
— У вас есть доказательства? — спрашивает репортер.
— Видите ли, мы скормили это растение лабораторным животным. И с ними что-то случилось. Мы не могли их остановить. Впечатление такое, будто они живут в некоем моменте будущего, или что-то в этом роде. Вот почему доктор Ломинов назвал это растение «tempis seti».
— А как оно выглядит? — спрашивает кто-то.
— Ну, оно похоже… — начинает капитан. — Подождите-ка, — говорит он. — У меня с собой есть