годы.
— Что делать? — переспросил он удивленно. — Но это твоя затея. Что ты сам намеревался делать?
— Я надеялся на твои указания, отец, — вяло ответил Сюмень. — Мы могли бы, например, исчезнуть из города, отправиться на Землю…
— Хм… Может быть, хотя я сомневаюсь в успехе. Да и ты, видимо, не осведомлен о земных условиях. Вряд ли мы способны там выжить…
Впрочем, этот план занимал в надеждах Сюменя ничтожное место. Прежде всего ему рисовалось, пусть смутно, что они с отцом будут сражаться плечом к плечу. Он наконец преодолел первоначальный столбняк и, воспользовавшись случаем, заговорил с решимостью:
— Тогда вернемся вместе в Зону Труда. В ней полным-полно малопосещаемых районов и заброшенных уголков. Я найду для тебя надежное убежище.
— Значит, сменить одну тюрьму на другую? — нахмурился старший. — Что же я выиграю?
— Нет, это не все. — Замысел обрел форму, и голос Сюменя зазвенел: — Нам предстоит большая работа. Это общество заслуживает того, чтобы его разрушить!
Отец с ужасом посмотрел на него.
— Ты понимаешь, что говоришь?
— Но разве не затем ты пошел на преступление и пытался спасти меня от уготованной мне судьбы? Разве ты не сознаешь несправедливость нашей жизни? Одни привязаны к тяжелому труду, вынуждены пробавляться грубыми развлечениями, другие блаженствуют и занимаются абстракциями…
— Зато мы достигли высочайшего уровня цивилизации! — вскипел Ху Шао. — Искусства и науки достигли здесь, в Зоне Покоя, невиданных высот. Как могли бы мы добиться этого, если бы тратили время на материальное производство!..
Сюмень слегка опешил от реакции отца — такого он не ожидал.
— Обитатели Нижней колбы, — произнес он, — не меньше вас заслужили все эти блага. В нашем обществе человек лишен права выбора.
— Иначе нам ни за что не удалось бы добиться нынешнего уровня ни в производстве, ни в науках и искусствах, — отрезал отец. Голос его звучал приглушенно и мрачно. — Вынужден признать, что мотивы моей попытки удержать тебя в Зоне Покоя были чисто эгоистическими. Я просто хотел, чтобы мой сын жил так же, как я. Мысль о социальной несправедливости не приходила мне в голову. Я думаю, она может зародиться лишь в том случае, если побываешь по обе стороны границы.
— Так спустись вместе со мной в Нижнюю колбу и взгляни на все собственными глазами! Если мы поторопимся, то, быть может, о твоем бегстве узнают еще не скоро.
— Уже знают, — ответил Ху Шао, указывая на контрольные приборы у входа. На одном из них горел янтарный огонек. — Машины, создающие временное смещение, послали сигнал о вмешательстве в их программу.
Сюмень задохнулся в смятении. Подскочив к приборам, он вынул модель Города-Колбы, которую использовал для контроля времени.
— Быстрее! — крикнул он отцу. — Надеюсь, с помощью этой штуки я сумею вывести нас из местного времени и сделать невидимыми…
На лице Ху Шао читались печаль, жалость, раскаяние. Вслед за сыном он вышел из квартиры в коридор, а Сюмень отчаянно возился со своим приборчиком, вызывая в его недрах фонтаны разноцветных огней.
— Ну вот! — удовлетворенно сказал он. — Мы на целых полминуты позади нормативного времени.
Ху Шао задержался на миг, терзаясь сомнениями, потом, видимо, пришел к какому-то решению и двинулся за Сюменем по напоенным ароматами коридорам, оставаясь в поле действия сконструированного сыном прибора. Сюмень шагал размашисто, но не успели они покинуть правительственный квартал, как старший получил возможность убедиться в собственной правоте. Для Зоны Покоя это было редкое зрелище — сразу четверо граждан в одеяниях служителей закона, синих мундирах с высокими воротниками. В этой расслабленной атмосфере они казались неуместно суровыми. Их предводитель держал, как факел, небольшой цилиндр. Едва заметив прибор, Сюмень почувствовал легкое головокружение и понял, что их принудительно вернули в нормативное время. Рука потянулась к модели города-колбы, но тут же безвольно повисла: он понял, что самодельный приборчик не сможет соперничать с мощным аппаратом.
Предводитель перевел взгляд с одного беглеца на другого.
— Будьте любезны следовать за нами, — предложил он с изысканной вежливостью. — С сожалением вынуждены констатировать, что вы злостно нарушили принятые в городе этические установления.
Люди в синих мундирах развернулись и зашагали в обратном направлении, предоставив арестованным плестись следом якобы по доброй воле.
Ронд Хешке и Лэрд Аскар окунулись в водоворот самых разнообразных впечатлений. По сравнению с изобилием, в каком купались жители города, корабль представлялся аскетичным.
Воздух, бодрящий и свежий, был напоен пленительными ароматами. Как только они выбрались за пределы дока, перед ними раскрылось зрелище, почти непостижимое в своей сложности. Бесчисленные уровни и подуровни, экраны и прерывистые стены, бегущие туда и сюда, переплетенные, как в лабиринте, сады и парки, одетые в мятежные краски.
Все здесь дышало роскошью. Хрупкие нежные орхидеи свисали со стен и потолков. Порой казалось, что землян решили познакомить с неким черновым эскизом рая.
Сопровождающий землян чинк провел их под низкую арку и жестом предложил сесть в экипаж, который, к удивлению Хешке, казался выточенным из зеленого полудрагоценного камня. Экипаж бесшумно двинулся по извилистым дорожкам, заполненным пешеходами, что дало Хешке удобный случай понаблюдать за ними. Одевались жители города разнообразно, однако у мужчин преобладали длинные ниспадающие шелковые халаты с огромными рукавами. Пожилые обычно отращивали реденькие бороды, и оттого их раскосые лица выглядели еще более странными, едва ли человеческими с земной точки зрения.
Одежда женщин отличалась эксцентричностью. Иные кутались в пышные шелка, иные носили коротенькие юбочки с соблазнительными разрезами или не носили почти ничего, но все без исключения украшали иссиня-черные волосы цветами. Несмотря на все свое врожденное отвращение к мутантам, Хешке не мог отвести восторженных глаз от этой чуждой красоты. Подкупали и грациозные, полные достоинства движения, в равной мере свойственные как женщинам, так и мужчинам.
С каждой секундой его «просвещенное» отношение к низшим подвидам терпело все более ощутимые удары. Утверждать, как лейтенант Ганн, что все это создано инопланетянами, было бы нелепостью. С неохотой он признал, что чинки не чужды пониманию законов красоты — а ведь, согласно учению титанистое, эстетические чувства присущи только Человеку Истинному.
Аскар сидел, не поднимая взгляда и не расставаясь с обычной мрачной ухмылкой.
«Да он же не замечает ничего вокруг, — сообразил Хешке с изрядной долей изумления. — Интеллект в чистом виде, слепой и глухой ко всему, кроме абстракций…»
Экипаж подъехал к вертикальным направляющим и, пронзая благоухающую листву, взвился на другой уровень. Здесь не было садов, и тем не менее перспектива напоминала нескончаемый летний домик, отдельные помещения которого разделены легкими, богато украшенными раздвижными ширмами. Хешке обратил внимание на скудную меблировку и осознал, что излишек мебели сразу испортил бы эффект легкости, воздушности обстановки. А в этом городе все было устроено так, чтобы создавать ощущение безупречной гармонии.
Покинув экипаж, они очутились в небольшой комнате, где их поджидал высокий бородатый старик, осмотревший гостей внимательно, но с холодной отчужденностью. Рядом с ним на столе стоял набор сосудов и лежали тонкие иглы, золотые и серебряные. В дальнем конце стола расположился аппарат непонятного назначения, а на стене висел вполне нормальный телевизионный экран.
Старик произнес вполголоса несколько слов и жестом, исполненным достоинства, предложил Хешке откинуться на ближайшем кресле-кушетке. Археолог послушался, хоть и без большйй охоты, но вскочил в ужасе, когда чинк взял со стола одну из длинных тонких игл. Прежняя антипатия к мутантам вспыхнула с
