мертвый Кадарин исчезли в нем.

Кадарин вдруг поднялся во весь рост!

Он же был мертв! Он же должен был быть мертв! Однако он поднялся — двигаясь конвульсивно, словно под воздействием разрядов тока, или как марионетка, которую неумело дергают за ниточки. Сгусток мрака задрожал, когда три руки вновь соединились на рукояти меча Шарры. В черном дыму заплясали языки пламени, потом появился узкий луч света, в котором виднелось лицо. То самое, что явилось мне в ночь, когда ужас объял Комин, когда погибла Линнел.

Теперь я понял, чье это лицо.

Задолго до Ашары-Хранительницы одна из будущих Хранительниц, женщина из рода Хастуров, рожденная с живой матрицей в теле и в мозгу, сотворила новую матрицу, способную дублировать всю мощь меча Алдонеса. Но две идентичные матрицы не могут существовать в одном времени и пространстве; и Шарра, Хранительница из рода Хастуров, исторгла себя из нашего мира.

Но матрица, не та, живая матрица в ее мозгу, но новая матрица-талисман, упрятанная в меч Шарры, осталась здесь; она давала самой Шарре доступ в этот мир, обеспечивала контакт, с помощью которого ее можно было призвать сюда, если опытный телепат посылал ей соответствующий сигнал. Из-за того, что она обитала в ином мире, ее и называли демоном. Или богиней.

Но однажды Сын Хастура заковал Шарру в цепи. Так гласит легенда, рассказанная нам Ашарой. А сейчас другой Сын Хастура готов был померяться с нею силами, пользуясь телепатической поддержкой двух членов Комина, находившихся с ним в контакте, и мощью меча Алдонеса, который держал в руках. И этот Сын Хастура намеревался вновь вышвырнуть Шарру из нашего мира.

От обеих матриц исходил такой поток энергии, что вокруг нас начинало сворачиваться пространство; под нашими ногами колебалась планета. Кэти первую отшвырнуло туда, откуда мы с Каллиной перенесли ее на Дарковер через взаимосвязанные вселенные. И хотя бы в этом отношении прежнее равновесие было восстановлено.

Теперь только Тайра и Кадарин, всего двое, но слитые воедино и замкнутые на Шарру, держали контакт. И тянули меня к себе! Из-за того, что некогда я был настроен на код этой проклятой матрицы! Я бился и сгибался, как огонь свечи на ветру; меня влекла к себе та ужасная колдовская штука, которую много лет назад я помог призвать обратно в наш мир. Я отчаянно цеплялся за Каллину, чтобы удержаться…

Каллина пошатнулась. Сила Элтонов во мне убывала; я пребывал в замешательстве. А молнии в черной туче продолжали сверкать, и из самого ее центра на нас смотрела страшными глазами Шарра, прекрасная и ужасная одновременно.

А Каллина… Каллины БОЛЬШЕ НЕ БЫЛО!

Вместо нее я ощущал ледяное прикосновение Ашары, это холодное Ничто, отраженная вечность пространства. И чувствовал, как триада, замкнутая на меч Алдонеса, распадается. Контакт исчезает. А меня все влечет, тащит в разверзшуюся пасть Шарры…

Потом вдруг, в краткий промежуток между двумя вдохами, что-то резко хрустнуло, словно кто-то раздавил хрупкий кристалл, и Каллина опять оказалась рядом со мной. Я вновь ощущал ее силу, ее власть, холодную, свободную и в то же время такую непрочную. Она опять связывала нас с Реджисом и держала контакт! Синее пламя вновь взметнулось ввысь, и наши телепатические усилия, объединившись, слились воедино и образовали Чашу. Чашу Власти, содержавшую Величие и Могущество.

Реджис, казалось, стал выше ростом, как бы соответствуя тому величественному синему ореолу, что окутывал его с головы до ног.

И в этом синем ореоле воссиял живой свет Алдонеса!

Тут матрица Шарры, как белая искра, вспыхнула сквозь сталь меча, в котором была скрыта. И устремилась к потоку сияющего синего света.

Когда-то, как мне представляется, Кадарин полностью овладел могуществом матрицы Шарры. Он покорил, завоевал ее. Его нервная система, тело и мозг — весь он был настроен на ее код. И теперь почти невозможно было провести границу между матрицей и живым человеком. Однако ныне, когда бесконечная ненависть Кадарина ко мне угасла, что-то в нем сломалось, предало его самого и… матрицу Шарры. Единственное, к чему он теперь стремился, — самоуничтожение. И этим Кадарин разрушил власть Шарры, сделав ее уязвимой.

Две идентичные матрицы не могут существовать в одном времени и пространстве. Однако находясь под контролем разных людей, они не являются полностью идентичными, что позволяет им встречаться, хотя при их столкновении возникают такие стрессовые условия, что матрицы как бы самоуничтожаются, выходя за рамки данного времени и пространства. Матрица Шарры не выдержала этого напряжения первой. Я понял это, когда все слабое и ничтожное во мне потянуло меня на ее сторону и на мгновение я вновь ощутил свое единство с Кадарином и Тайрой. И вся незаурядная сила и мужество Кадарина, вся красота и щедрость грациозной Тайры за мгновение до того, как чуждая сила подавила и растоптала ее, — все это тоже встало на защиту Шарры.

А потом страшное и прекрасное лицо в облаке мрака начало бледнеть, превращаясь в призрачное видение; Кадарин и Тайра, два хрупких существа, отброшенные в разные стороны, вдруг снова оказались в объятиях друг друга. С минуту они стояли так, тесно обнявшись на фоне расползающегося тумана и гаснущих колдовских огней. Потом лицо Шарры исчезло где-то в глубинах мрака, а они словно устремились за нею следом, тоже растворились, исчезли, унеслись куда-то… Куда?…

Алдонес! Бог Поющего Света! Пощади их!

Потом померк и свет Алдонеса. А я, Лью Элтон, стоял на коленях на сырых камнях, обнимая Каллину, а передо мной, весь дрожа, стоял юноша, почти мальчик, с могущественным мечом в руке, и с клинка этого меча как бы стекали последние синие отблески. От Кадарина, Тайры и Кэти не осталось и следа. Дайан лежал мертвый — почерневший труп на опаленных пламенем камнях двора. В руке его был зажат сломанный меч Шарры. Матрица больше не таилась в рукояти этого меча. Сама рукоять почернела от огня, драгоценные камни осыпались на землю. Первые лучи красного солнца, озарившие башни замка, задрожали на гранях этих самоцветов.

Волшебные камни вспыхнули и испарились, подобно ярким каплям росы. Исчезли. Меч Шарры полностью утратил свое могущество — и власть Шарры исчезла из этого мира. Навсегда.

Реджис по-прежнему сжимал в руке меч Алдонеса. Юноша был бледен и весь дрожал, словно от смертного хлада. Потом медленно вложил меч в ножны. От Реджиса исходил мощный поток миролюбия и умиротворения, захватывая и нас. Матрица Шарры превратила Кадарина в чудовище, хотя сам по себе он вовсе не был плохим или слабым человеком. А в кого превратил Реджиса меч Алдонеса?

— Реджис… — Язык не слушался меня, губы словно одеревенели. — Кто ты теперь?

— Хастур, — мрачно ответил он.

Но легенда утверждает, что Шарра была закована в цепи именно сыном Хастура, который был сыном Алдонеса, считавшегося Сыном Света…

Реджис повернулся и медленно пошел прочь. Его лицо в этот миг казалось лицом бога. Высшее

удовлетворение было написано на нем. И немыслимое одиночество. Потом выражение его лица переменилось, и перед нами предстал просто очень печальный юноша, обреченный отныне вечно помнить о кратком миге своего божественного величия, но никогда более не пережить его.

Восходящее солнце коснулось волос Реджиса. Они были абсолютно седые. Снежно-белые.

И он исчез в арке ворот.

А я увидел, что от Башни Хранительницы к нам идет Дио Райднау. Идет очень медленно, словно во сне или в тумане. Теперь, когда все позади… Нет, сейчас не до Дио. Каллина уже поднялась с земли и протянула мне руку.

И впервые я обнял Каллину без всякого страха и прильнул губами к ее губам.

И тотчас желание во мне умерло — я встретил холодный взгляд Ашары. Мог бы и раньше догадаться. Много раньше.

Глава XVI

Вы читаете «Если», 1994 № 02
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×