— Тогда все останутся здесь. Передвиньте лагеря к западу от города и заставьте женщин и детей заниматься огородами. Даже капуста и турнепс пригодятся.
Когда оба самнита ушли, Алусо посмотрела на мужа своими глазами дикого волка и зарычала. От этого рыка у него всегда волосы вставали дыбом. Этот жуткий, животный звук она издавала каждый раз, когда провидческий дух посещал ее.
— Остерегайся, Спартак! — сказала она.
— Чего я должен остерегаться? — спросил он хмуро.
Женщина покачала головой:
— Не знаю. Чего-то. Кого-то. Это придет со снегом.
— Снега не будет по крайней мере еще месяц, может быть, больше, — тихо сказал он. — К тому времени я буду на Сицилии с моими лучшими людьми. Сомневаюсь, что кампания на Сицилии коснется нас. Остерегаться должны те, кто останутся ждать здесь?
— Нет, — уверенно сказала она. — Это ты.
— На Сицилии мягкий климат, там нет войска. Я не вижу никакой опасности от гарнизона и зерновых воротил.
Алусо напряглась, потом задрожала:
— Ты никогда не попадешь туда, Спартак. Ты никогда не попадешь на Сицилию.
Но следующий день показал, что это не так, ибо два пирата прибыли в Скиллей. Оба были настолько знамениты, что он даже знал их имена — Фарнак и Мегадат. Они начали свои пиратские карьеры к востоку от Сицилии, в водах Эвксинского моря. Но последние десять лет они контролировали моря между Сицилией и Африкой, охотясь за добычей помельче, чем хорошо охраняемый римский зерновой флот. Когда им требовалось, они даже заплывали в гавань Сиракуз — прямо под носом у губернатора! — чтобы запастись провизией и виноградным вином.
«Оба они, — удивленно подумал Спартак, — выглядят преуспевающими торговцами. Бледные, полные, педантичные».
— Вы знаете, кто я, — прямо начал он. — Вы согласны вести дела со мной, несмотря на римлян?
Они переглянулись, хитро улыбаясь.
— Мы ведем дела везде и со всеми, несмотря на римлян, — сказал Фарнак.
— Мне нужно, чтобы вы перевезли двадцать тысяч моих солдат отсюда на мыс Пелор.
— Очень короткий путь, но зима делает его рискованным, — ответил Фарнак.
— Местные рыбаки говорят, что это возможно.
— Действительно, действительно.
— Так вы поможете мне?
— Дай подумать… Двадцать тысяч человек, по двести пятьдесят на корабль — всего несколько миль, они не будут возражать, если их погрузят, как фиги в банке, — нужно будет восемьдесят кораблей. — Фарнак поморщился. — Столько у нас нет, Спартак. У нас только двадцать кораблей.
— Пять тысяч за один рейс, — сказал Спартак, наморщив лоб. — Значит, надо будет сделать четыре рейса, вот и все! Сколько и когда вы можете начать?
Как две одинаковые ящерицы, они разом моргнули.
— Дорогой мой, ты не будешь торговаться? — спросил Мегадат.
— У меня нет времени. Сколько и когда начнете?
Фарнак опять взял инициативу на себя.
— Пятьдесят талантов серебром за один рейс одного корабля — в сумме четыре тысячи талантов.
Теперь настала очередь Спартака удивляться:
— Четыре тысячи! Это же все, что у меня есть!
— Соглашайся, или сделки не будет, — заявили навархи в один голос.
— Если вы гарантируете, что через пять дней ваши корабли будут здесь, я согласен.
— Дай нам четыре тысячи сейчас, и мы гарантируем, — сказал Фарнак.
Спартак хитро посмотрел на них:
— О нет, вы не получите столько! Половина сейчас, другая половина — когда сделаете работу.
— Идет! — согласились Фарнак и Мегадат.
Алусо не разрешили присутствовать при разговоре. Сам не зная почему, Спартак не захотел рассказывать ей, о чем они говорили. Может быть, то, что она увидела для него, была водная могила… Если ему действительно не суждено быть на Сицилии. Но конечно, она выведала у него все и, к его удивлению, весело кивнула.
— Хорошая цена, — молвила она. — Ты возместишь убытки, когда приедешь на Сицилию.
— Кажется, ты говорила, что я никогда не попаду на Сицилию.
— Это было вчера, и видение было ложным. Сегодня я вижу отчетливо, и — все хорошо.
Итак, две тысячи талантов серебром были погружены на красивую, позолоченную квинкверему с алыми парусами, на которой прибыли Фарнак и Мегадат в Скиллей. Ее могучие весла ударили по воде, и она выползла из гавани.
— Как многоножка, — сказала Алусо.
Спартак засмеялся:
— Ты права, как многоножка! Может быть, поэтому она не боится Сциллы.
— Сцилла не может сжевать ее, она слишком большая.
— Сцилла — это скопление страшных скал, — сказал Спартак.
— Сцилла — живое существо, — возразила Алусо.
— Через пять дней я буду знать точно.
Через пять дней первые пять тысяч человек собрались в Скиллее. Каждый был со своими вещами. Доспехи на спине, шлем на голове, оружие сбоку и непонятный страх в груди. Предстоит проплыть между Сциллой и Харибдой! Только тот факт, что большинство уже говорили с рыбаками, придал повстанцам смелости. Рыбаки клялись, что Сцилла и Харибда существуют, но они знают заклинания, которые могут успокоить чудищ, чтобы они уснули, и обещали читать их.
Хотя погода стояла хорошая все пять дней и море было спокойно, корабли не пришли. Рассерженный Спартак посовещался с Кастом и Ганником, и они решили оставить на ночь пять тысяч человек там, где они были сейчас. Шесть дней, семь дней, восемь. Кораблей нет. Десять дней, пятнадцать. Пять тысяч человек уже давно вернулись в свои лагеря, но каждый день Спартака видели стоящим на самой высокой точке у входа в гавань. Они придут! Должны прийти!
— Тебя надули, — сказала Алусо на шестнадцатый день, когда Спартак уже не пошел на свой наблюдательный пункт.
Он судорожно сглотнул подступившие слезы.
— Меня надули.
— Спартак, мир полон жуликов и лжецов! — воскликнула Алусо. — По крайней мере, то, что мы сделали, было сделано из лучших намерений. Ты — отец для этих бедных людей! Я вижу дом для нас там, через пролив, я вижу его так отчетливо, словно могу коснуться его! Но мы никогда туда не попадем. Первый раз, когда я читала кости, я видела это, но потом мне солгали и кости. Жулики и лгуны, жулики и лгуны! — Ее глаза сверкнули, она издала звериный рык. — Но бойся того, кто придет со снегом!
Спартак не слышал. Он горько плакал.
— Я — посмешище, — сказал Спартак Касту и Ганнику в конце дня. — Они уплыли с нашими деньгами, зная, что не вернутся. Две тысячи талантов за минутный разговор.
— Это не твоя вина, — сказал Ганник, обычно молчавший. — Люди хотят верить, что дела ведутся честно. Даже во время торговли.
Каст пожал плечами:
— Они не торговцы, Ганник. Они только берут. Ведь пират — откровенный вор.
— Ну, — вздохнул Спартак, — дело сделано. Теперь мы должны подумать о нашем будущем. Придется жить в Италии до лета, а потом мы реквизируем все рыболовецкие корабли между Кампанией и Регием и сами доберемся до Сицилии.
