изумлением понял, что перед ним места, не тронутые людьми по настоянию низовиков, заповедный край.
— Нет! — воскликнул он, озираясь в поисках Топотуна. Увидев скорохода, он помахал ему рукой, и тот примчался вприпрыжку. — Топотун, нам нельзя выходить на открытое место. Люди-ружья, понимаешь? Они прилетят на кораблях, их глаза увидят нас с неба.
— Старые говорить — идти. — Топотун зашагал вперед, всем своим видом давая понять, что вопрос о спуске на равнину, залитую бледным солнцем, обсуждению не подлежит. Живая коричневая волна скатывалась с холма, хиза несли людей и их имущество; за ними плелись остальные переселенцы.
— Топотун! — Эмилио остановился, Милико — рядом. — Люди-ружья! Они сразу увидят, понимаешь?
— Я понимать. Человеки-ружья увидеть все мы. Мы тоже увидеть они.
— Нельзя нам туда спускаться! Нас убьют, ты слышишь меня?
— Они говорить — идти. Старые. — Топотун отвернулся и пошел дальше. Пройдя несколько метров, он оглянулся и поманил Эмилио и Милико.
Эмилио сделал шаг, затем другой, осознавая, что это безумие… У человека свои обычаи, у низовика — свои. Хиза никогда не поднимет руку на врага, он будет сидеть и смотреть… Вот что они задумали: сидеть и смотреть. Люди попросили хиза о помощи, и те помогают, как велит им обычай.
— Я с ними поговорю, — сказал он жене. — Я поговорю со Старыми. Постараюсь объяснить… Отказаться мы не можем — это оскорбление, но растолковать… Топотун! Топотун, погоди!
Но Топотун не остановился. Живой поток скатывался по травянистому склону на равнину и выдыхался в ее центре, где над утоптанным кругом высилось нечто наподобие каменного кулака. Круг окаймляла густая тень… Секундой позже Эмилио понял, что это не тень, а скопление живых существ.
— Похоже, там все хиза с реки. Очевидно, это какая-то святыня, место поклонения.
— Святыня Мациана не остановит, да и униатов, скорее всего… — Эмилио с ужасом представил резню, истребление беспомощных туземцев. «Господи, — подумал он, — ведь это же низовики, те самые низовики, чьи руки и сердца создали Пелл таким, какой он есть. Когда-то Земля перепугалась до смерти, узнав о существовании иной жизненной формы, и даже собиралась эвакуировать колонии, но здесь никто не боялся низовиков, потому что хиза всегда выходили к людям с открытыми ладонями. И заражали их добротой».
— Я должен их убедить, — сказал он жене. — Здесь нельзя оставаться.
— Я с тобой.
— Помочь ты? — Заметив, что Милико хромает, низовик дотронулся до ее руки, но она оперлась на руку мужа, и они дружно покачали головами. Эмилио и Милико побрели следом за толпой — их обогнали почти все, ибо всем передалось безумие туземцев. Даже старики торопливо ковыляли, опираясь на плечи хиза.
Эмилио и Милико спускались долго, то и дело останавливаясь перевести дух. Солнце сползло к низким покатым холмам. Внезапно Эмилио захрипел — от влаги и лесной плесени раньше времени испортился фильтр противогаза. Подумав, что надо бы предупредить остальных, Эмилио задержал дыхание, заменил цилиндр и снова надел маску.
Они уже шли по равнине, еле переставляя ноги, шли к трудноразличимому вдалеке останцу, торчащему из неровного бурого круга. Не только хиза сидели в том кругу, но и люди, которые поднялись и двинулись навстречу Эмилио и Милико, когда те подошли поближе. Была среди них начальница второй базы Ито со своими помощниками и рабочими, был Джонс с первой базы и его люди. Джонс, такой же растерянный, как и все остальные, первым протянул руку Эмилио.
— Хиза велели нам перебраться сюда, — сообщила Ито. — Сказали, что вы тоже придете.
— Станция пала, — произнес Эмилио, и эта весть всколыхнула живой круг от края до края. Вновь прибывших вели к центру; особо настойчиво низовики тянули за собой Эмилио и Милико. — Нам не осталось ничего другого, Ито. У власти пока Мациан… а кто будет на следующей неделе, я не знаю.
Ито, Джонс и их подчиненные отстали. Возле скалы собралось великое множество людей, сотни и сотни глаз угрюмо и тревожно смотрели на Эмилио и Милико. Эмилио узнал начальника рудников Дикона, Макдональда с третьей базы, Герберта и Тауша с четвертой… Вскоре его со всех сторон обступили хиза, и ему пришлось крепко взять жену за руку, чтобы не потерять ее в мельтешащей толпе. Каменный столп приближался, нависал, и вскоре Эмилио увидел, что это никакой не столп, а целая скульптурная группа, скопление образов, подобных которым он видел на станции, — приземистых и высоких, плоских и шарообразных. Многоликие головы, рты, раскрытые будто от изумления, и огромные выпученные глаза, навсегда обращенные к небу.
Туземные образы казались очень древними, и Эмилио охватило благоговение. Милико остановилась и молча разглядывала их; то же самое делал и он. Перед этими камнями, в окружении существ чужой расы, оба казались себе крошечными и одинокими.
— Вы приходить, — известил их голос Топотуна. Низовик взял Эмилио за руку и повел к подножию каменного изваяния.
Там действительно сидели Старые — самые древние хиза с посеребренным мехом на головах и плечах. Вокруг них из земли торчали увешанные бусами палки с резными ликами. Эмилио заколебался, но Топотун решительно потащил его в круг и потребовал:
— Садиться.
Эмилио отвесил поклон, Милико последовала его примеру, затем оба уселись по-турецки перед четырьмя старейшинами.
Опираясь на руку, один из Старых наклонился вперед и коснулся Милико, а затем Эмилио. Словно благословлял.
— Вы хорошо прийти здесь, — заговорил (очевидно, переводя) Топотун. — Вы тепло прийти здесь.
— Топотун, скажи, что мы очень благодарны. Спасибо, много-много спасибо. Скажи, что здесь опасно. Беда с Верхней. Глаза Верхней смотрят вниз, на это место. Сюда могут спуститься люди-ружья и сделать плохо.
Топотун перевел. Старые выслушали с прежней невозмутимостью в очах. Один ответил.
— Корабль прилететь Верхняя здесь мы, — перевел Топотун. — Прилететь, увидеть, улететь.
— Тут опасно! Пожалуйста, объясни им!
Топотун проговорил несколько фраз на туземном, Старый ответил, протянув руку к образам:
— Хиза место. Ночь прийти. Мы спать, сон они уйти, сон они уйти.
Заговорил второй старейшина, в его щебете прозвучали два человеческих имени: Беннет и Лукас.
— Беннет, — подхватили ближайшие низовики. — Беннет. Беннет. Беннет. — Слово, будто ветер, прошелестело по всему кругу.
— Мы красть еда, — сказал Топотун. — Мы учиться красть еда. Мы красть вы, делать вы безопасно.
— Ружья, — возразила Милико. — Ружья, Топотун.
— Вы безопасно. — Топотун помолчал, прислушиваясь к речи Старого. — Делать вы имя. Ты имя Он-Приходить-Снова, ты имя Она-Давать-Руки. То-хими. Михан-тизар. Ты дух хорошо. Ты безопасно приходить здесь. Любить ты. Беннет-человек, он учить мы спать видеть человеки сны.
Не зная, что сказать, Эмилио посмотрел на огромные круглоглазые изваяния, окинул взглядом толпу, казалось, заполнившую равнину от горизонта до горизонта, и на миг поверил, что обещание Старых может сбыться, что перед этими образами, вызывающими благоговейный трепет, никакой изверг не отважится пролить чужую кровь.
Старые затянули молитву; постепенно ее подхватили все низовики. Коричневые фигуры закачались, входя в ритм.
— Беннет… — снова и снова выдыхала толпа.
— Он учить мы видеть человеки сны… Звать ты Он-Приходить-Снова.
Поежившись, Эмилио обнял Милико за талию. Туземный хор напоминал звон бронзового колокольчика, а порой казалось, что такое можно услышать только внутри колокола величиною с весь
